— И вот добрались мы до Большого каньона, вылезли из машины и поглядели на него минут пять. Ну, ёперный театр! Знаете, что я увидел?
— Что?
— Декорацию для кино. Плоскую, как блин. Ну, если посмотреть вниз, там было видно еще несколько ослов, не отрицаю. Но все остальное — просто кино. Утром мы потрахались в гостинице, потом выглядываю я в окно — мать ити! А окно-то выходит прямо на каньон. Стало быть, мы трахались прямо над пропастью. Обрыв в девятьсот футов, и кактусы там растут. Ну, потом мы отправились в Тасон, штат Аризона, на самолетное кладбище…
— Куда? — не понял я.
— Там авиабаза, а на ней кладбище для железных птиц, — пояснил Уит.
— Ты хочешь сказать, что вы в медовый месяц поехали смотреть кладбище для самолетов? — спросил я.
— Точно так. И чего там только не было! Старые истребители и бомбардировщики. ДС-10, [66]Б-52, [67]международные лайнеры — КАНТАСы, [68]Тайские авиалинии и так далее и тому подобное. — Уит рассказывал все громче, он словно хвастался своими победами. — Ну, я там побазарил, договорился, и нас повезли на военном джипе на экскурсию, смотреть железных птиц. Я люблю это дело: турбины, крылья, задранные носы бомбардировщиков, ну, вы понимаете. Паренек рассказал нам, как они берегут самолеты от порчи, хотя там в пустыне ничего не ржавеет, ты прикидываешь. Ну и я держу Нэнси за руку и счастлив как младенец. Ей-то, наверное, сразу поскучнело, но она пока не подавала виду, поскольку нашему браку исполнилась всего неделя. И тут подъезжаем мы к здоровой машине, на вид пассажирской, семьсот сорок какой-то «боинг». Смотрю, мать ити: у него на носу — президентская печать. Спрашиваю гида — да, говорит, правильно, перед вами самолет президента Никсона. Не «президентский самолет», а самолет президента. Президентским его называют, только если на борту находится президент, врубаетесь? Ну, я думаю, как бы заглянуть ему внутрь? Спрашиваю парня. Пожалуйста, говорит. Ну, он знал, что я послужил родине там, наверху, поэтому и пустил.
— Пустил вас в президентский самолет? — ахнул я.
— В самолет президента. На экскурсию. Ну, я, конечно, первым делом ломанулся в кабину, уселся, потрогал все ручки. И вот сижу я там, смотрю на циферблаты и стрелки и чувствую — стоит.
— Самолет? А как же он мог полететь? — удивился отец.
— Папа, он имеет в виду — у него в штанах стоит.
— А, вот в чем дело! А то из контекста непонятно.
— Ну, вы понимаете: вокруг самолеты, воздух пустыни, индейские деревни, медовый месяц… Честно говоря, у меня там все время стоял. И чем чаще мы с Нэнси кувыркались, тем лучше он стоял.
— Понимаю, — сказал отец.
— Экскурсовод с нами не пошел, остался покурить в джипе. А я выхожу из кабины и иду по самолету искать Нэнси. А там все сохранилось: берберский ковер, например, тоже с президентской нашлепкой. Отсеки для разных министров, подлокотники из красного дерева, кресла шириной с кровать, да еще и вращаются. И вот я вижу: сидит моя Нэнси в президентском кресле.
— В президентском?
— Ну да… то есть в кресле президента! — поправился Уит.
— Никсона, — добавил отец.
— Волосы у нее от жары и сухого воздуха совсем распрямились. Сидит и вращается в кресле, как, знаешь, королева студенческого бала у стойки бара. Я к ней подхожу, спрашиваю: «А ты знаешь, чье это кресло?» — а она отвечает: «Без понятия». Я-то сразу догадался, потому что оно здоровое, как трон, больше всех остальных, и рядом красный телефон. Тут я обращаюсь к своей молодой жене с такой речью: «Нэнси, ты самая сексуальная штучка на этом кладбище». А она за такие слова пытается заехать мне по морде. И тут мне в голову приходит одна интересная мысль. Такая интересная, мать ити, что никак нельзя от нее отказаться. Становлюсь я прямо напротив Нэнси, упираю руки в боки и всем своим видом выражаю надежду…
— На что надежду? — не понял отец.
— Папа, он захотел орального секса, — объяснил я.
— Ну, я же говорю: нашему браку всего неделя, — продолжал Уит, — так что все еще очень романтично, и не могу я взять и просто попросить ее. Поэтому я просто стою и смотрю в окно — на песок и на блескучие самолеты. И начинаю думать о хорошем, как нас учили перед полетом: если начнется депрессия, думайте о вкусной жратве, или вспомните, как купили свою первую машину, или представьте, что команда из вашего родного города выиграла «Супербоул». Жду так целую вечность и даже начинаю мысленно ее упрашивать: «Нэнси, да расстегни ты эту ширинку, мать ити! Ты что, не врубаешься?» И тут она заговорила.
— И что сказала? — спросил я.