Девушки послушно поднимаются, горя желанием доставить удовольствие наставнице. Под руководством Пиппы они одна за другой приседают в реверансе. Потом следует забавный урок дикции, на котором Пиппа пытается избавить Мэй от сильного акцента Восточного Лондона. Мэй изо всех сил старается правильно произносить звуки, а Бесси безжалостно дразнит ее.
— Никакая ты не леди, Мэй! Никогда тебе не стать такой важной особой, как мисс Пип!
— Да тебя-то кто спрашивает, мымра? — огрызается Мэй, и все смеются.
— Лучше сказать: «Это не совсем ваше дело», — поправляет ее Пиппа.
— А я то самое и сказала, — заявляет Мэй. — Ей-то что до меня?
Следует новый взрыв смеха, и особенно весело смеется Энн, которая, похоже, рада, что впервые не она стала предметом насмешек. Понемногу мы избавляемся от неловкости, свыкаемся с новой Пиппой, и наконец нам кажется, что мы никогда и не расставались. Я долгие месяцы не видела Фелисити вот такой. С Пиппой она чувствует себя легко, она постоянно готова рассмеяться, вместо того чтобы озлобиться. И я ощущаю легкий укол зависти, видя столь тесную близость и дружбу.
— О чем ты думаешь? — спрашивает Фелисити.
Я собираюсь ответить, но осознаю, что она обращается к Пиппе.
— Я думала о том, насколько другой стала бы моя жизнь, если бы я послушалась матушку и вышла замуж за мистера Бамбла.
— Мистер Бартлеби Бамбл, юрист, — нараспев произносит Энн, нажимая на звук «б».
Фабричные девушки дружно хихикают. Этого поощрения достаточно для того, чтобы Энн продолжила.
— Это моя обожаемая миссис Бамбл, — говорит она, очень точно копируя сочные интонации мистера Бамбла. — Она обожает безделушки из магазинов Баррингтона.
Теперь уже все мы хохочем. Энн хранит серьезный вид.
— Бойтесь юристов, бряцающих безделушками! Лучше бутылки, чем их безделушки!
— Ох, Энн! — взвизгивает Фелисити.
Энн наконец-то тоже хихикает.
— Будьте бдительны, прежде чем становиться обожаемыми безделушками Бамблов!
У Пиппы дрожат губы.
— А может, это было бы лучше? Хотела бы я знать…
Она закрывает лицо руками и заливается слезами.
— Ох, Пиппа, милая! Не плачь!..
Фелисити пытается успокоить подругу… Фелисити, которая никогда ни к кому не проявляла сочувствия.
— Ч-что я наделала?! — рыдает Пиппа.
И убегает из комнаты.
Бесси Тиммонс окидывает нас недобрым взглядом. Должна сказать, она очень крупная девушка и склонна к скандальности. Если бы захотела, она могла бы без труда поколотить нас всех.
— Мисс Пиппа — добрейшая душа из всех, что жили когда-то на свете. И вам лучше не доводить ее до слез.
По ее крепко стиснутым зубам я вижу, что это предостережение — совсем не шутка.
Фелисити выходит следом за Пиппой, но через несколько мгновений возвращается.
— Она хочет поговорить с тобой, Джемма.
Я медленно иду по коридору, усыпанному листьями и сухими цветами.
— Джемма…
Пиппа шепотом окликает меня из-за изношенного гобелена. Я отодвигаю его, подняв в воздух облако пыли. Пиппа жестом предлагает мне войти. Фелисити наступает мне на пятки, но Пиппа ее останавливает:
— Я должна поговорить с Джеммой.
— Но… — начинает Фелисити.
— Фелисити! — ласково выговаривает ей Пиппа.
— Ох, ладно, ладно.
Фелисити уходит, а мы с Пиппой остаемся наедине в величественном помещении. В одном его конце возвышается резной мраморный алтарь, и я предполагаю, что некогда здесь размещалась домашняя церковь. Такой выбор места для личного разговора кажется мне странным. Пустота и высокий сводчатый потолок порождают эхо. Пиппа усаживается прямо на алтарь, мягко постукивает пятками по заплесневелой резьбе. Ее улыбка тает, лицо искажается бесконечной болью.
— Джемма, мне этого больше не вынести. Я хочу, чтобы ты помогла мне перейти на другую сторону.
Не знаю, что я ожидала от нее услышать, но только не это.
— Пиппа, но я ведь пока что никому не помогала перейти…
— Значит, я стану первой.
— Не знаю… — говорю я, думая о Фелисити и Энн. — Может, нам следует это обсудить…
— Я уже все решила. Пожалуйста! — молит Пиппа.
Я знаю, что она должна уйти на другую сторону. И в то же время какая-то часть меня хочет, чтобы она осталась.
— Уверена, что ты… готова уйти?
Пиппа кивает. Мы здесь вдвоем, и кажется, что в этом помещении нет ни времени, ни магии. Нельзя было найти более безнадежное место.
— Сказать остальным? — спрашиваю я.
— Нет! — вскрикивает Пиппа так резко, что я пугаюсь, как бы не развалились древние камни церкви. — Они попытаются остановить меня. Особенно Фелисити и Бесси. Можешь попрощаться с ними за меня. Хорошо, что я повидалась с ними в последний раз.
— Да, конечно.
Я судорожно сглатываю. У меня болит горло.
— Возвращайся завтра, одна. Я тебя встречу у ежевичной стены.
— Но если я помогу тебе перейти на другую сторону, Фелисити никогда меня не простит.
— Ей незачем знать. Пусть это будет нашим секретом.
Глаза Пиппы наполняются слезами.
— Прошу тебя, Джемма! Я готова. Неужели ты мне не поможешь?
Она берет меня за руки, и хотя ее пальцы холодны и белы, как мел, это все равно Пиппа.
— Да, — говорю я. — Помогу.
Глава 11
Самое неприятное в утренних часах то, что они приходят задолго до полудня.