Прекрасное далеко

Девушки подходят ближе и садятся у ее ног, захваченные ее уверенностью. А лицо Пиппы превращается в завораживающую смесь того, что было до, и того, что стало после. Утонченные черты, длинные локоны черных волос и изящный носик пока что все те же. Но глаза то и дело меняются, они то темно-фиолетовые, то вдруг превращаются в пугающие голубовато-белые шарики, окруженные черным. Это новая, какая-то дикая красота, и я не в силах отвести взгляд.

— Я слышала голос, который нежно шептал в моей голове: «Ты такая особенная! Ты избранная! Я возвеличу тебя!»

Она восторженно улыбается. У меня в животе скапливается леденящий страх.

— Я действительно избранная! — продолжает Пиппа. — Я и есть — путь! Следуя за мной, вы должны стать такими же, как я!

Фелисити берет Пиппу двумя пальцами за подбородок и мягко поворачивает к себе лицом.

— Пиппа, что ты такое говоришь?

Пиппа дергается, уходя от прикосновения Фелисити, встает и решительно идет к Бесси. И протягивает ей чашу с ягодами.

— Ты пойдешь за мной, Бесси?

— Да, мисс! — хрипло отвечает Бесси.

И послушно открывает рот.

Пиппа, не сводя взгляда с Фелисити, собирается положить несколько ягод на язык Бесси. Фелисити в ужасе бросается к ней, хватает за руку, выбивает чашу с ягодами. Пиппа отталкивает ее, и Фелисити падает на спину. Лицо Пиппы искажается, глаза закатываются под лоб, у нее вырывается заунывный вой, немного похожий на истеричный смех. Руки и ноги начинают дергаться, она падает, все тело бьется в судороге.

— Пиппа! — кричит Фелисити. — Пиппа!

Бесси и остальные девушки шарахаются, испуганные. Наконец припадок утихает; руки Пиппы, похожие на лапы с когтями, бессильно обвисают, и она лежит на земле бесформенной кучей. Потом она медленно садится, дыша с трудом. Изо рта стекает капелька слюны: в волосах грязь, и грязь покрыла платье. Фелисити обнимает ее.

— Ч-что случилось? — жалобно спрашивает Пиппа.

Она пытается встать, пошатывается; ее ноги слабы, как у новорожденного теленка.

— Тс-с, просто у тебя был припадок, — тихо объясняет Фелисити.

Она подводит Пиппу к алтарю, помогает сесть.

У Пиппы дрожат губы.

— Нет… не здесь. Не теперь.

Она протягивает руку к Бесси, снова предлагая ей ягоду, но Бесси отскакивает. Фабричные девушки держатся подальше. На лицах написан страх.

— Нет! — завывает Пиппа. — Я особенная! Избранная! Вы не можете меня бросить!

Она вскидывает руки, и перед нами возникает стена огня. Жар отбрасывает меня на несколько шагов назад. Это не представление магического фонаря, не трюк иллюзиониста, предназначенные для того, чтобы испугать и развлечь. Это настоящий огонь. Какой бы силой ни обладала Пиппа, эта сила, похоже, после припадка превратилась в нечто совершенно новое и ужасное.

Девушки отступают, в их глазах отражается огонь, скрывающий и страх, и благоговение. Странная улыбка возникает на широком лице Бесси, что-то среднее между испугом и экстазом. Она падает на колени.

— Ох, мисс, да вас коснулась рука самого Господа!

Мэй тоже простирается перед Пиппой.

— Я это сразу поняла, когда вы спасли нас от тех призраков!

Даже Мерси опускается на колени, попав под влияние могущества Пиппы.

— Мы это видели! Видели! Это было чудо! Это знак! — восклицает Бесси со страстью новообращенной.

— Знак чего? — спрашиваю я.

— Это доказательство, что она избрана, как она и сказала!

По лицу Мерси ручьем текут слезы. Она действительно верит, что стала свидетельницей чуда, и мне уже не переубедить ее.

Фелисити крепко сжимает руку Пиппы.

— У тебя был припадок. Ты должна им все объяснить.

Мне приходилось однажды видеть припадок Пиппы, когда она была еще жива. Это было страшно, припадок был сильным, но не сравним с только что случившимся.

Пиппа широко раскидывает руки.

— Я поведу вас к славе! Кто со мной?

— Ты должна сказать им правду! — шипит Фелисити.

— Ты лучше заткнись, — предостерегает Мэй, и в ее глазах я вижу преданность, способную на убийство.

— Нечего мне приказывать! — огрызается Пиппа. — Вечно мне все всё приказывают!

У Фелисити такой вид, словно ее ударили. Пиппа вырывает руку и идет к фабричным девушкам, а те стараются дотронуться до нее. Она милостиво дарует им прикосновение своих рук, и девушки плачут от счастья. Пиппа оглядывается на нас, в ее глазах стоят слезы, улыбка — воплощение самой невинности.

— Так и должно было быть, — говорит она. — Все это было предопределено! Потому-то я и не смогла уйти на другую сторону бытия. А иначе как объяснить, что магия во мне становится все сильнее?

— Пиппа, — начинаю я, но умолкаю.

А что, если она права?

— У тебя был обычный припадок, — повторяет Фелисити, качая головой.

— У меня было видение, как у Джеммы! — кричит Пиппа.

Фелисити дает ей пощечину, и Пиппа бросается на нее с яростью загнанного в угол зверя.

— Ты пожалеешь об этом!

Фабричные девушки налетают на Фелисити, Энн и меня, заворачивают нам руки за спину так, что мы сгибаемся. Я могла бы попытаться применить магию. Я могла бы. Я пытаюсь вызвать ее, и тут же мысленно вижу Цирцею, и задыхаюсь, полная ужаса, одурманенная.

— Я все почувствовала, Джемма! — кричит Пиппа. — Не пытайся снова это сделать!

— Неверящие!