Прекрасное далеко

— Куда ты запропастилась? Ты должна меня спасти! — требовательно говорит Фелисити, крепко держа меня под руку.

— От чего?

— От Горация Маркхэма! — со смехом отвечает Фелисити.

Я смотрю через ее плечо и вижу, что Гораций не сводит с нее глаз. Он крепко вцепился в ее веер, как будто это сама Фелисити.

— Это просто ужас, как он за мной постоянно бродит! — жалуется Фелисити, строя рожицу. — Чудовищно!

Я смеюсь, радуясь, что очутилась в мире Фелисити, где все превращается в настоящую драму — от надоевшего поклонника до выбора шляпки.

— Незачем быть такой обаятельной, — дразню ее я.

— Ну, — задумчиво произносит Фелисити, откинув голову, — с этим я ничего не могу поделать.

Мы с Фелисити сбегаем на террасу, выходящую на улицу. Кучеры собрались вместе, чтобы не скучать. Один рассказывает смешную историю, остальные ловят каждое его слово. Они хохочут, но тут же поспешно расходятся, заметив кого-то из гостей. Люси Фэрчайлд, в шляпке, с прямой спиной, стремительно шагает к своей карете. Саймон спешит за ней, но сопровождающая Люси резко гонит его прочь. Кучер помогает женщинам сесть в экипаж, и они отъезжают от тротуара, оставив Саймона стоять в одиночестве.

— Какая прелесть! — радостно восклицает Фелисити. — Настоящий скандал! На моем балу… и не я тому причиной! Изумительно!

— Да, это и вправду изумительно — то, что ты не имеешь отношения к случившемуся, — насмешливо говорю я.

Фелисити упирается руками в бока, на губах появляется ехидная улыбка.

— Я хотела предложить тебе вместе выпить лимонада, но, пожалуй, обойдусь без тебя. А ты можешь смотреть, как я наслаждаюсь, и страдать в одиночестве!

Она не спеша уходит, а я наслаждаюсь прохладным воздухом, омывающим кожу. Внизу лорд Денби утешает сына. Они о чем-то говорят, но я не слышу слов. Лорд Денби наконец одерживает победу, и они с Саймоном возвращаются на бал.

Когда они проходят мимо широкой двери террасы, лорд Денби замечает меня. Он пронзает меня взглядом, а я прикладываю пальцы к губам и посылаю ему воздушный поцелуй.

День после бала, воскресенье, я провожу с родными. Приходит портниха, чтобы подогнать платье по моей фигуре и внести кое-какие мелкие изменения. Я стою перед зеркалом в наполовину законченном платье, а она втыкает булавки тут и там, то убирая складку, то добавляя оборку. Бабушка топчется рядом, то и дело отдавая портнихе указания, цепляясь за каждую мелочь. Я не обращаю на нее внимания, потому что девушка, смотрящая на меня из зеркала, уже становится самостоятельной особой, другим человеком. Я не могу в точности объяснить, что это такое; это нечто, чему я не могу подобрать названия. Я просто знаю, что она там, что она возникает из меня, как скульптура из глыбы мрамора, и я волнуюсь, ожидая встречи с ней.

— Ты очень похожа на мать. Я уверена, она бы этому порадовалась, — говорит бабушка, и мгновение безвозвратно утрачено.

То, что пыталось вырваться из мраморных глубин, исчезло.

«Ты больше не будешь упоминать о моей матери, — мысленно говорю я, закрывая глаза. — Просто скажи, что я очень хороша собой. Скажи, что мы все счастливы. Скажи, что я чего-то добьюсь в жизни, что впереди нас ждут только безоблачные дни».

Когда я снова открываю глаза, бабушка улыбается моему отражению.

— Боже мой, да ты просто волшебно выглядишь в этом платье!

— Воплощенное очарование, — говорит портниха.

Вот так-то. Это уже лучше.

— Бабушка говорит, что ты будешь самой очаровательной девушкой во всем Лондоне, — заявляет отец, когда я прихожу к нему в кабинет.

Он роется в ящиках письменного стола, как будто что-то ищет.

— Могу я тебе помочь? — спрашиваю я.

— Хм-м… ох, нет. Нет, малышка, — рассеянно отвечает он. — Я просто решил немножко тут разобраться. Однако я должен спросить тебя кое о чем не слишком приятном.

— И что же это?

Я сажусь возле стола, и отец тоже.

— Я слышал, что Саймон Миддлтон слишком фамильярно держался с тобой на балу прошлым вечером.

Глаза отца вспыхивают.

— Да нет же! — возражаю я, пытаясь изобразить смех.

— Я слышал, что мисс Фэрчайлд отказалась его принять, — продолжает отец, и я ощущаю укол сожаления, но тут же прогоняю ненужное чувство.

— Возможно, мисс Фэрчайлд ему не пара?

— И все же…

На отца нападает приступ кашля. Лицо краснеет, ему требуется не меньше минуты, чтобы восстановить дыхание.

— Лондонский воздух. Слишком много сажи.

— Да, — неуверенно соглашаюсь я.

Отец выглядит усталым. Нездоровым. И мне вдруг хочется подойти к нему, сесть рядом, как в детстве, и чтобы он погладил меня по голове…

— Значит, ты утверждаешь, что Саймон Миддлтон ни в чем не виноват? — продолжает расспрашивать отец.

— Ни в чем, — искренне отвечаю я.

— Ну ладно.

Отец возвращается к поискам, и я понимаю, что пора уходить.

— Отец, может быть, сыграем в шахматы?

Он перебирает бумаги, заглядывает за книги.

— Я сейчас не в настроении для шахмат. Почему бы тебе не спросить бабушку, не хочет ли она прогуляться?

— Я могла бы помочь тебе найти то, что ты потерял. Я могла бы…

Он отмахивается.

— Нет, малышка. Мне нужно побыть одному.

— Но я завтра уеду, — жалобно говорю я. — А потом начну выезжать в свет. А потом…