Вечер ничем в сущности не отличался от других вечеров в пути. Эльфы развели костер, напоили коней водой, когда она степлилась. Смолистый аромат горящего можжевельника пересилил чады и смрады деревушки. После ужина не пели - сидели возле костра и беседовали. В темном небе над головами эльфов, над зубчатым краем гигантской чаши, загорелись яркие звезды. Разговор сам собой обратился к преданиям Предначальной Эпохи, к берегам Куйвиэнен, к первым дням славной и горестной истории Арды. Вспомнили тех несчастных, которых похитил Черный Всадник. Они исчезли в темницах Утумно, а спустя годы черные врата распахнулись, и оттуда вышли полчища орков - так поется в песнях, так говорят Мудрые. - Но возможно ли, чтобы орки были родней квэнди?! - горячо вопрошал Имлас. - В них все омерзительно, они во вражде со всем миром и с Детьми Эру... Это не может быть правдой! - Ты говоришь, это невозможно? - негромко сказал Келион. - Но разве в истории квэнди не было места отвратительному и темному? Вспомни хоть о Феаноре, если не сыщешь более новых примеров. - Ты равняешь принца нолдор со зловонными орками, - Имлас сказал это излишне резко, - он, подобно многим другим, почитал Создателя Камней превыше всех героев прошедших эпох. - Я не говорил этого, - отвечал Келион. - Но в самом деле, когда Феанор покинул Альквалондэ, Валар отвратили свои лица, как от любого деяния орков, - лишь с большей печалью, наверное. - Как ты можешь сравнивать, - горько сказал Имлас и замолчал, не продолжив. - Тебе, Келион, и вправду следует поискать других примеров, - заметил Нарендил. Ему тоже нравился Феанор, но, восхищаясь тем, кто владел столь многим, он и жалел того, кто столь многое потерял. - Нельзя смешать тьму со светом. Пламенный Дух был светел, орки же - дети Черного. Келион пренебрежительно усмехнулся. - Нельзя смешать тьму со светом? Ты ведь не скажешь, друг Нариндол, что я первый пытаюсь это свершить! О таком смешении повествует добрая половина наших песен и сказаний. - Маэглин глядел на Идриль - и ждал, и любовь в его сердце становилась тьмой... вполголоса пропел Элендар. - Да, как будто ты прав. Но начало этой истории не здесь. И кто расчислит пути зла, что приходит на место любви? - Но все же оно приходит, - упрямо и мрачно сказал Келион. - Сын Марвен говорил верно, - тихий голос Тингрила, как всегда, заставил эльфов взглянуть на говорившего. Сын Марвен был Нарендил. Марвен с Эйфель Даэн изо всех дочерей Сумеречья была наиболее искусна в сложении песен. Тингрил прожил у нее несколько дней, когда вернулся после освобождения из плена. Затем он снова уехал за войском. Нарендил в эти дни был в Южном Сумеречье, с отрядом лучников, - с тех пор как Тьма пришла в движение и до самой гибели Кольца ему нечасто случалось бывать дома. Марвен рассказала сыну о странном госте немного. Он не был им родней, не могло быть речи и о любви - Марвен по сей день помнила отца Нарендила, погибшего в последний год Бдительного Мира. Тингрил после войны не появлялся в доме у Эйфель Даэн. Уже на пути к Мглистым горам Нарендил узнал, что предводитель и есть тот самый Освобожденный Пленник, гостивший у матери. "Сын Марвен" звучало похвалой, которую Нарендил принимал с удовольствием: мать он любил и гордился ею. - Нариндол прав, - продолжал Тингрил, - в том, что орки - дети Черного. Быть может, правы и Мудрые, и Проклятое Племя пошло от эльфов, которых похитил Моргот. Только с тех пор наши пути разошлись так далеко, что проку нет толковать о родстве. Они не дети Эру и нам не братья. Что с того, что иные квэнди жестоки и несправедливы? Орел с перебитыми крыльями не станет гадюкой, падший эльф не станет орком. - Верно! - воскликнул Элендар. - Какова бы ни была их история, ныне имя им - орки. Вы взгляните на них - где тут родство? - Тяжелое наследство мы оставляем Смертным, - ни с того ни с сего вымолвил Келион. С тем они и отправились спать. В шатре теплые одеяла и несколько часов блаженного покоя ожидали всех, кроме Элуина, часового. Караулить в свой черед предстояло всем - в здешних местах бывает опасно спать, если некому разбудить.