Прегрешения богов

Запахло розами — как всегда, когда Богиня отвечала на мои молитвы или хотела мне что-то сказать.

— Цветами запахло? — спросил Гален.

— Не чувствую, — сказала Хафвин.

— Кто-нибудь еще цветочные или растительные запахи чувствует? — спросил Рис.

Хор низких голосов сказал: «Нет».

Я пошла к Галену и Хафвин — запах роз усиливался с каждым шагом. Именно так Богиня иногда говорила мне, что я действую правильно. Во сне или внутри волшебной страны мне случалось видеть ее во плоти, но в обычной жизни она говорила о себе ароматом или другими неявными знаками.

Хафвин отошла в сторону. Широко раскрыв удивленные глаза, она сказала мне:

— Я умею лечить только тело, не душу.

Я кивнула, остановившись рядом с Галеном.

— Я не целитель, — сказал он.

— Я тоже. — От беспокойства я потянулась к его руке, и едва наши руки соприкоснулись, запах роз стал еще сильней, словно я стояла в гуще кустов шиповника в жаркий летний день.

— Снова пахнет цветами, — сказал Гален, — еще сильней, чем раньше.

— Да, — сказала я.

— Как мы ему поможем? спросил он.

Это вопрос, да. Как нам ему помочь, пусть вокруг пахнет цветами и сам воздух дышит Богиней? Как нам исцелить Касвина так далеко от волшебной страны?

Аромат роз так сгустился, что его, казалось, можно пить — я ощущала его свежий и чистый вкус во рту.

— Майское вино, — сказал Гален. — Будто пьешь майское вино.

— Розовую воду, — тихо поправила я.

Я опустилась на колени, Гален Тоже.

— О Богиня, пусть Касвин нас увидит. Пусть поймет, что мы его друзья.

Рука Галена в моей руке нагрелась — не так, словно у него лихорадка, а словно он постоял на солнышке и кожа сохранила тепло. Он улыбнулся добродушно и приветливо, как он умел, и Касвин посмотрел ему в глаза. Из широко раскрытых глаз Касвина стал уходить страх.

— Гален, — проговорил он.

— Да, Вин, это я.

Он обвел гостиную блуждающим взглядом и повернулся ко мне.

— Куда она ушла, принцесса?

— Кто ушел? — спросила я, хоть почти наверняка знала кто.

Касвин затряс головой, волосы снова закрыли лицо.

— Я не произнесу ее имени в темноте. Она опять меня найдет.

— Ее нет в Лос-Анджелесе.

— В Лос-Анджелесе? — удивился он.

Гален спросил:

— Вин, ты помнишь, где ты?

Касвин облизал губы, в глазах снова показался страх, но страх уже другого рода. Он не чего-то невидимого боялся, он был испуган, что не помнит, где находится, и не знает, почему не помнит.

— Нет, — прошептал он, глядя круглыми испуганными глазами, Он протянул нам руки и мы протянули наши свободные руки ему навстречу. Не знаю, случайно так получилось или по воле Богини, что мы коснулись его одновременно, и оба взялись за запястья ниже рукавов? Но как бы это ни вышло, а едва мы коснулись его голой кожи, как в нас проснулась магия. Не та всепоглощающая магия, какой она была бы внутри волшебной страны, но может быть, Касвину и не нужна была такая. Может быть, для исцеления ему нужно было осторожное прикосновение, как дыхание весны или тепло первых дней лета, когда на лугах расцветает шиповник.

В глазах у него показались слезы, и мы притянули его к себе — он плакал в наших объятиях. Мы утешали его, и запах роз струился повсюду.

Глава 17

Этой ночью я спала между Галеном и Касвином, а Рис спал с другой стороны нашей большой кровати. Спали целомудренно, потому что Вину нужно было наше тепло, а не секс. Его и без того затрахали. Наши руки, обнимавшие его, пока он уплывал в сон, как раз и пытались что-то в этом поправить. Я хотела не такой разрядки после утомительного дня, но, засыпая в объятиях Галена и сама обнимая Вина, я поняла, что это не самый худший способ закончить день.

Во сне я оказалась в бронированном армейском «хаммере» — в том самом, в котором меня вывозила из холмов Национальная гвардия, когда я спасалась от своих родственничков с обеих сторон. Но рядом не было ни солдат, ни моих стражей. Я в полном одиночестве сидела на заднем сиденье, а машина ехала сама по себе. Так не бывает, подумала я, и поняла, что это сон. Мне и раньше снился тот взрыв, но никогда еще настолько реалистично. Тут вдруг я поняла, что «хаммер» черный — абсолютно, непроницаемо черный, и что это вовсе не армейская машина, а новое воплощение Черной кареты. Той самой кареты, что веками служила повелителям Неблагого двора. Когда-то она и впрямь была каретой, и ее влекла четверка лошадей со шкурой чернее безлунной ночи и глазами, горящими огнем — тем огнем, у которого никто не мог бы согреться. А потом она сама по себе переменилась и стала длинным черным лимузином со зловещим огнем под капотом. Черная карета была самостоятельной силой, обладала собственной волей, она была старше обоих дворов, древнее любой памяти, а значит, она уже тысячи лет существовала на земле, появившись ниоткуда в какой-то несчастливый день. Словом, это было что-то среднее между живым существом и магическим конструктом, и уж точно некий разум у нее имелся.

Неясно было только, почему она явилась мне во сне? И точно ли это только сон, или она вторглась «во плоти» в мое сонное пространство? Карета не умеет говорить, и спросить не удастся — пока не появится кто-то, кому можно задать вопрос.