Либеральные увлечения молодости не позволяли императору пресечь деятельность конспираторов, провозглашавших те же самые идеи, что и он в прошлом. Консерватизм зрелости и накопившаяся с годами усталость не позволяли опереться на энтузиазм нового поколения либералов, чтобы с их помощью хотя бы на закате царствования попытаться все-таки осуществить столь необходимую России конституционную реформу. Пыл и горячность молодых русских конституционалистов царя уже не вдохновляли, а настораживали, вызывая в памяти кошмары Французской революции, завершившейся бонапартизмом. Восстание 14 декабря 1825 года в короткий период междуцарствия, возникшего после смерти Александра, явилось, по сути, неудачной попыткой части политической элиты страны дать новый импульс продвижению России к европейским стандартам общественной жизни.
Разгромив мятеж, новый император в свою очередь озаботился поиском стратегии развития России и довольно скоро определил собственные ориентиры. Это была принципиально новая идея. В основе курса Николая I лежала уже не реформа, а контрреволюция — контрреволюция революции Петра Великого. Власть предложила народу двигаться не вперед, а назад. Не к конституции, а к безграничному самодержавию. Не на Запад, а в глубь России; держа за эталон не европейскую цивилизацию, а национальные корни. После Петра Великого, Екатерины П, Павла и Александра — монархов, так или иначе пытавшихся европеизировать Российскую империю, новый государь взял курс на самоизоляцию страны. Русских людей снова поместили в резервацию.
Многолетние попытки Александра Павловича в рамках Священного союза искоренить революцию на европейском континенте большого успеха не принесли, а значит, с точки зрения Николая Павловича, оставалось только одно: не отказываясь в принципе от внешнеполитического курса старшего брата, то есть от ставки на легитимизм в европейских делах, одновременно постараться максимально отгородиться от "чумы". Если Александра Павловича раздражали пальба и пение "Марсельезы" на соседней улице, то Николая Павловича пугал революционный погром уже в собственном доме. Отсюда куда более обостренная реакция на "крамольную" мысль, а уж тем более поступок.
К тому же обидное слово "резервация", учитывая огромные размеры Российской империи и, как казалось, ее полную самодостаточность, в голову тогда никому не приходило. Наоборот, в резервацию как бы помещали больную Европу, отгораживаясь от зачумленных радикальными идеями соседей санитарным кордоном.
На этом фоне сама собой возникала ласкающая сознание мысль о собственном духовном здоровье. Снова в моду вошли рассуждения об исключительности и богоизбранности России. Более того, к традиционному религиозному (православному) фактору, всегда игравшему немалую роль в отношениях русских с остальным миром, добавился еще один принципиальный и, пожалуй, даже более важный для всей дальнейшей истории российско-западных отношений элемент. Разговоры о "загнивании" Европы начались именно тогда. Идея о том, что западная цивилизация обречена на гибель, подвигла многих русских интеллектуалов и саму власть на поиски своего особого пути развития.
В столь крутом повороте неординарная личность нового российского императора Николая Павловича Романова сыграла, естественно, особую роль. Он всегда вызывал полярные оценки, поэтому не удивительно, что от либеральной интеллигенции царь получил язвительное прозвище Николая Палкина, от монархистов — почетное, с их точки зрения, звание идеального самодержца, а от некоторых иностранных историков — имя славянского Людовика XIV.
Чтобы осмелиться оспорить в России непререкаемую дотоле правоту курса, проложенного Петром Великим, нужно было, конечно, обладать особой убежденностью в своей правоте и весьма твердым характером. Император Николай I обладал и тем, и другим в полной мере.
Выводы из неудавшегося восстания декабристов новый государь сделал самые серьезные. Опыт старшего брата, все время балансировавшего между либерализмом и аракчеевщиной, с точки зрения Николая Павловича, себя не оправдал. Нужен был не Аракчеев, только вызывающий раздражение в обществе, но не способный уследить за всем и всеми в империи, а надежная система политического сыска. Именно при Николае в России и возникло полицейское государство.