Преемники: от царей до президентов

В эпоху Ивана Грозного народ мог испытывать перед царским венцом ужас, но сомнение — никогда. Пройдет не так уж много времени, и значительная часть русского народа, отвергая реформы Петра, сочтет государя антихристом. Через сто лет дворяне-заговорщики не колеблясь убьют императора Павла. Еще позже, под влиянием Великой французской революции, декабристы всерьез задумаются, не следует ли для установления в России республики уничтожить всю царскую семью, включая детей. Затем народовольцы под одобрительные аплодисменты русской интеллигенции начнут охотиться с бомбой на Царя-освободителя.

Наконец, в 1917 году Февральская буржуазная революция царя свергнет, а Октябрьская пролетарская расстреляет. Цикл завершится.

Демократия и монархия в поисках компромисса

Смута не просто затормозила развитие страны или отбросила ее далеко назад по сравнению с остальной Европой, она практически уничтожила Московское государство. Начинать снова приходилось почти с нуля, при полном истощении не только материальных, но и интеллектуальных ресурсов.

За годы Смуты русские перепробовали, кажется, всё: анархию, военную диктатуру, воровской закон. Пытались ввести конституционную монархию, устраивали заговоры, сажали на трон иностранцев и мужицких «царьков-сапожников». (В разных концах страны в ту пору появилось немало местных авантюристов-Лжедмитриев, так что Пугачев позже шел по уже проторенной дороге.) Пытались русские спастись и по одиночке, и, наоборот, прибегая к помощи вече.

Не помогало ничего. Интервентов из страны изгнали, но порядка на русской земле по-прежнему не было. Оставалось последнее средство — при максимальном консенсусе снова выбрать государя.

Теорию об особом «московском психологическом типе» и отвращении русских к свободе сюда никак не пришьешь. Не от врожденного консерватизма, а от горькой нужды и бессилия принимали наши соотечественники в пору Смуты Лжедмитриев и иностранных королевичей. И наоборот, именно желание быть свободными (от интервентов и собственных бандитов) породило феномен Козьмы Минина. А желание сохранить с таким трудом добытую свободу привело к мысли о необходимости возрождения государственной власти.

Отечественные беды, на мой взгляд, были и есть совершенно в другом. Во-первых, наша история переполнена примерами предательства низов верхами (монархическими, большевистскими, демократическими). Если русский народ и виноват, то лишь в простодушии — неистребимой вере в то, что, может быть, при новом государе (генсеке, президенте) станет легче дышать.

И вторая беда. Не раз русские реформаторы слишком резко и бесцеремонно будили своей походной трубой сограждан, но при этом, поднимая страну по тревоге, оказывались неспособными объяснить людям, куда нужно идти, зачем и что их ждет в конце тяжелого перехода. Свое неумение аргументировать реформаторы всегда компенсировали одним и тем же — решительностью. Даже двигаясь в верном направлении, русские вожди, пробиваясь с авангардом сквозь метель к теплому, сытному и светлому будущему, во множестве оставляли за собой брошенные в сугробах обозы с ослабевшими, замерзшими и голодными людьми. Цена реформ в нашей стране всегда была неимоверно высока.

То, что некоторые аналитики с откровенной брезгливостью называют застоем, на самом деле очень часто объясняется не консерватизмом, а лишь тем, что надорванные народные силы, утомленные рывком, требуют отдыха. Равномерную походку — нормальный эволюционный темп развития — Россия так до сих пор и не выработала…

Не столько по взаимной любви, сколько по необходимости демократия и монархия встретились в 1613 году в поисках компромисса за одним переговорным столом. Два князя — Пожарский и Трубецкой, вожди земского ополчения и казаков, — разослали по всем городам государства повестки, призывавшие в столицу выборных людей из всех чинов и сословий, даже простых сельчан, для участия в Земском соборе и голосовании за нового царя.

По тем временам это были максимально демократические выборы. Когда участники съехались, назначили трехдневный пост: все чувствовали необходимость очиститься от грехов Смутного времени.

Первое решение Земского собора — назначить царя только из русских и православных — сразу же исключило все возможные иностранные кандидатуры. Часть иноземцев просто не имела широкой поддержки, вроде польского королевича Владислава. Другие кандидатуры появились как часть предвыборной игры. Скажем, на соборе без особых споров была отклонена кандидатура «Маринкина сына», то есть сына Лжедмитрия, который был женат на польке Марине Мнишек. Его выдвинули казаки, служившие второму Лжедмитрию. Однако на своем предложении они не очень и настаивали, понимая, что оно явно непроходное. Как показали дальнейшие события, этот маневр казаков являлся лишь частью избирательной торговли, не более того.