Преемник

…Декан, декан, вы слышите?! Вы видите, декан Луаян? Дедушка, посмотри, ты же говорил, что ЭТОГО больше нет!..

Факел затрещал снова, предостерегая в последний раз: в темноте ты не найдёшь обратного пути…

Луар заметался.

Книгу — под рубашку, под ремень… Он выстрадал эту книгу, он не оставит её во вскрытом тайнике на потеху плесени… И архив он тоже заберёт с собой. Он должен успеть…

Скоро стало ясно, что весь архив на себе не унести. Там, у подножия Башни, дожидаются свидетели — подозрительный лейтенант, приставленный бургомистром в шпионы, хмурый каменщик и, кстати, безумный старик, и кто знает, где предел его безумию… Луар решил, что заберёт самое важное, остальное бросит.

Самым важным оказались списки служителей. «Перечень преступлений» — долой… Стопка донесений, старых и новых, безжалостно смятая, втиснулась в голенища — края торчали, пришлось выбросить половину…

Факел погас раньше, нежели он успел добраться до выхода — однако предусмотрительный лейтенант, не желавший связываться ни с бургомистром, ни с господином Эгертом, ни тем более с госпожой Торией Солль, установил в проломе свечу.

* * *

Спустя неделю я выследила его.

Он снимал комнату неподалёку от площади и наружу выходил редко — я ухитрилась увидеть его всего лишь два раза, хоть и провела в подворотне напротив несколько долгих дней.

В харчевне «Утолись» меня подкармливали за кое-какую грязную работу; наверное, не только в одежде моей, но и в глазах проявились бездомность и неуверенность, потому что однажды меня остановил красно-белый патруль и с пристрастием поинтересовался, уж не бродяжничаю ли я. К счастью, я сумела возмутиться столь живо и достоверно, что стражники, поколебавшись, оставили меня в покое. Забившись в какую-то щель, я долго переживала свой страх; с бродягами в городе не церемонились, здесь любой нищий имел более-менее жалкое пристанище — одна только я всё ещё сопротивлялась судьбе и не спешила наниматься в служанки.

Впрочем, время играло против меня; случай со стражниками заставил меня серьёзно задуматься о будущем. Оно, это будущее, представлялось в трёх радостных картинах: во-первых, я могла последовать завету Флобастера и найти работу в какой-нибудь харчевне; этот путь был, между прочим, не так уж плох, потому что прилежная служанка рано или поздно заработает себе новую сорочку, башмаки и платье с оборками, а тогда можно попытать счастья и устроиться горничной в приличный дом, а там выйти замуж за лакея — и жить себе до старости в сытости и довольстве. Во-вторых, дело шло к лету — а летом в деревнях страда, и везде требуются молодые здоровые руки, пусть неумелые, но зато голодные и потому согласные трудиться от зари до зари. А потом, осенью, в деревнях играют свадьбы — опять-таки, молодая работница, если она не косая и не хромая, имеет шанс получить в мужья жизнерадостного крестьянского парня…

Я перевела дыхание. Третий путь был самым сомнительным, он почти наверняка вёл в никуда, он связан был с болью и унижением — и назывался «борьба за Луара».

Много раз я спорила сама с собой, доказывая себе же, что мой возлюбленный и в мыслях не имел меня оскорбить — он не прогонял меня и не отталкивал, он не сказал мне ни единого грубого слова… Доказательства отвергались с порога и опять-таки мной: он не гнал меня — он попросту меня не заметил. Лучше бы он сподобился на оплеуху — это, по крайней мере, стоило бы ему хоть каких-то усилий… Всякий раз подобный спор заканчивался проклятием и забвением самого Луарового имени — однако проходили несколько часов, и беседа с собой начиналась по новой.

Я вспоминала по минутам наши с ним дни и ночи — а их, оказывается, было не так уж много. Я перебирала слова, сказанные нами друг другу, как скряга перебирает драгоценные камни в своём сундучке. Я восстановила в своей памяти сцену, которой никогда не была свидетелем — как мать бьёт Луара и с проклятием выгоняет из дому. Всякий раз эта сцена виделась мне по-новому, но всякий раз я испытывала одинаковые угрызения совести.

Наконец, я стала думать о Тории Солль. О страшной и непостижимой женщине, обожавшей своего мужа и сына и в одночасье лишившейся того и другого. И это после тех страшных испытаний в молодости — казалось бы, судьба могла бы и пощадить… Не бить дважды по одному и тому же месту…

Я вспоминала, как зашаталась Тория, услышав от меня, что я, мол, от сына не отрекалась. Интересно, что бы сказала я через двадцать лет, если б узнала, что наш с Луаром мальчик — на самом деле отродье, скажем, Хаара?

Меня передёрнуло. Нет, этого спесивого богатенького шута никак нельзя сравнить с Фагиррой… И потом, меня ведь не пытали. Меня не приводили в подземелье, где греются в жаровне красные раскалённые крючья, меня не приковывали цепями к скамье, с меня не срывали одежду…

Богатое воображение подвело меня — я зажмурилась, обхватила голову руками, стараясь не думать о страшном. Нет, Тория Солль — это Тория Солль… Поберегусь осуждать её. Остерегусь, Небо свидетель…