Майк между тем отлично ориентировался на местности. Похоже, он знал все проулки-закоулки как свои пять пальцев. Короче говоря, спустя какое-то время мы уже не без труда пробивались сквозь заросли олеандра, на мой взгляд, под три метра высотой.
Наконец какая-то разбитая вдрызг дорога из щебенки привела нас к кирпичной стене. «Тупик, что ли?» — подумал я и покосился на Майка.
— Прибыли, — сообщил он.
Я сбросил скорость.
— Подай назад самую малость и сразу возьми влево, — распорядился Фаррелл и опять замолчал.
Я выполнил все в точности. Теперь уже гравиевая дорожка с глубокими колдобинами пласталась под колесами моего внедорожника.
Спустя минуту мы въехали в вечнозеленый тоннель из крепко-накрепко переплетенных олеандровых ветвей.
— Вот здесь и паркуйся! — процедил Майк.
Я огляделся. Что ж, и впрямь классное укрывище! В самом центре города... И такое шикарное захолустье. С улицы ни за что не разглядеть, кто тут обитает.
Майк кашлянул. Я оглянулся. В правой руке Фаррелл снова сжимал рукоять пистолета. Дулом он указал на дорожку, выложенную щербатыми плитками. Она вела к дому.
Когда-то эту виллу можно было без всяких натяжек назвать шедевром архитектурной и строительной мысли. Крыша под красной черепицей, просторная веранда, представлявшая собой открытую галерею с дюжиной одинаковых арок, опирающихся на колонны, увитые плющом. В центре дворика конечно же бассейн. С раковинами каури по краю... Полузасыпанный песком и сухими листьями, он навевал грустные мысли. Одну, высказанную кем-то из великих, я озвучил:
— Ничто не вечно под луной!
Хотел добавить пару слов о постоянном несовпадении мечты с действительностью, но не успел — раздался звук, напоминающий треск разрываемого шелкового полотнища. Высоко в небе промчался сверхзвуковой истребитель.
Майк опять кашлянул и, махнув рукой с пистолетом, дал мне понять, чтобы я шел в дом и на веранде не отсвечивал. Я шагнул к створкам дверей, которые он толкнул ногой. Одна из них просела на проржавевших петлях и с трудом подалась, царапая пол. Майк посторонился, пропуская меня вперед, однако не забыл прицелиться мне в затылок.
В огромной комнате, судя по всему выполнявшей в стародавние времена функции гостиной, было сумеречно. Помещение, похоже, не проветривалось, потому как в нос ударил резкий запах пота. Майк, а возможно, кто-то еще наверняка обитали здесь довольно продолжительное время. Задержавшись на пороге, я спросил:
— Слушай-ка, что же все-таки случилось с Айелло?
— Вопросы буду задавать я, — отозвался Майк. — Усвоил? Проходи! Давай проходи, не задерживайся.
И тут он допустил промах. Майк Фаррелл слишком близко ко мне подошел, а этого не следует делать ни при каких обстоятельствах, если, конечно, есть намерение насмерть сразить противника пулей. И я, разумеется, не растерялся. Резко повернулся к нему, схватил за правое запястье, дернул с силой вниз и с хрустом крутанул против часовой стрелки. Пистолет он, однако, не выпустил. Тогда я в темпе заломил ему руку за спину и заставил опуститься на колени. Майк не издал ни звука. Правда, у него появилось короткое и учащенное дыхание, расширились зрачки, к тому же он пару раз скрипнул зубами. Я ударил его ногой в правое предплечье. Тут он выронил пистолет, а я с силой пнул его, и он молча повалился навзничь. Я поставил ему ногу на грудь, прижав с силой к полу. Дотянулся до пистолета, ухватился за дуло и ударил его рукоятью по голове. Майк сразу отключился.
В комнате — я это сразу отметил — ощущался недостаток мебели. Продавленная кушетка, овальный стол с искромсанной столешницей, колченогий стул и у стены видавший виды холодильник с перекошенной дверцей — вот и вся обстановка.
Я подтащил Майка к кушетке, поднатужился, подставив ему под ноги стул. Обведя взглядом комнату и убедившись в отсутствии воды, я подошел к двери и распахнул пошире обе створки. Ничего, полежит — придет в себя, подумал я, прислушиваясь к его дыханию. Оно было ровным, но, как и прежде, поверхностным.
С глубоко запавшими глазницами, с мучнистым цветом лица, Фаррелл всем своим обликом напоминал болезненного юнца, состарившегося раньше времени. А ведь ему где-то около тридцати! Ну, может, чуть больше... А выглядит так, будто значительно моложе. Хотя как бы и старше... Бред какой-то! Моложе, старше... Придется все-таки дождаться, когда он оклемается. Тут уж ничего не поделаешь!
Я притащил с веранды полосатый тиковый шезлонг, уселся и задумался. Нет, пока не поговорю с ним начистоту, обстоятельно, не успокоюсь! В конце концов, если не принять соответствующие меры, прикончат всех нас троих — Джоанну, Майка и меня. А ведь несколько часов назад, ранним утром, ничто не предвещало столь трагического поворота сюжета.
Я сидел, смотрел на Фаррелла и вспоминал.
Телефонный трезвон раздался нежданно-негаданно, когда я и не думал просыпаться. Вообще под утро я всегда крепко сплю, а после обильных возлияний — в особенности. Трубку я поднял после третьего звонка.
— Саймон? Я тебя не разбудила?