Предсказание – End

Маньяк… Вера Захаровна ощутила противный холодок внутри. Как же получилось тогда, после того убийства девушки, что его отпустили, не упрятали на много лет в тюрьму, в спецбольницу, на урановые рудники, в лагерь, да куда угодно?! Ведь его же задержали тогда почти сразу. Этого задержания хотел, жаждал весь город, еще раз потрясенный до самых своих основ. Кажется, главный свидетель тогда отказался от своих показаний, и что-то не вышло с опознанием… Или что-то еще случилось. И дело рухнуло. Германа отпустили. Тогда. И вот сейчас…

– Вера Захаровна, я могу на вас положиться? – спросил Шубин.

– Всегда, – ответила Вера Захаровна.

– Возьмите машину, я сейчас позвоню в наш гараж, водитель будет в полном вашем распоряжении. Я хочу, чтобы вы с этой самой минуты не выпускали этого человека из виду. Он очень опасен. Для города, для горожан, для всех нас. Мы должны быть готовы ко всему. Но мы здесь, в администрации, не можем допустить, чтобы о нем у нас не было информации. Вы понимаете?

– Вы просите меня следить за ним?

Шубин посмотрел ей в глаза.

– Хорошо, – сказала Вера Захаровна. – Никогда раньше такими делами не занималась, но я попробую.

Он смотрел на нее, потом перевел взгляд на окно. Внезапно ей стало жаль его – все-таки он еще такой молодой мэр. А она – старая черепаха Тортила, верная секретарша…

– Я звоню в гараж, – Шубин потянулся к телефону.

Но телефон зазвонил раньше, чем он до него дотронулся. И опять – резко, тревожно.

– Шубин у телефона. Кто? А тебе что опять от меня надо?!

Его голос снова заставил Веру Захаровну насторожиться. Ей даже показалось… Она глянула в окно – нет, тот мужчина у машины на площади – Герман (ей отчего-то было трудно повторить его имя, в памяти сразу всплывала больничная каталка, забрызганный кровью пол и скрещенные руки, прикрывавшие грудь) – он ни с кем не беседует по мобильному. Он просто стоит, облокотившись на широко распахнутую дверь. И смотрит в сторону салона красоты, где на него, как на чудо-юдо, пялится целая делегация.

Шубин махнул Вере Захаровне рукой. И она вышла из кабинета. По какой-то причине он не хотел говорить при ней.

Она не знала, как поступить – спускаться во двор мэрии, садиться в машину или же…

Внезапно она увидела зеленый огонек на телефонном аппарате – базе. Этот аппарат исполнял роль коммутатора, через него она переводила звонки на личные телефоны Шубина. Закончив тот разговор, Шубин снова кому-то звонил. И тут Вера Захаровна сделала то, чего она никогда прежде, как преданная, вышколенная секретарша, себе не позволяла, подняла трубку.

– Юля, мне срочно нужен твой совет и твоя помощь. Случилась большая беда. Я у себя, зайди ко мне прямо сейчас.

Шубин звонил своей жене. И вызывал ее к себе, точно свою подчиненную. А другую подчиненную – секретаршу – отсылал играть роль шпионки-любительницы.

Глава 12 Ресторан «Чайка», или здравствуй, кондопога!

Как будто воздушный шар наполнился воздухом сверх всякой меры и лопнул – так и незримое напряжение, возникшее на площади, дошло до своего пика и… Нет, нет, Мещерский был уверен – незнакомец на черной «бээмвухе» сам довел его до кульминации, а затем сел в машину и нажал на газ. Перед тем как уехать, он поднял руку в приветственном жесте, только вот кого приветствовал, с кем здоровался – с сестрой ли своей Кассиопеей (Харейтдинова – фамилия, под которой ее знали в городе в качестве хозяйки салона красоты, была, как впоследствии узнал Мещерский, фамилией ее покойного мужа) или же с Фомой?

Фома сразу же ушел с площади в гостиницу. Без каких-либо объяснений и слов. Мещерскому пришлось неуклюже извиняться перед Юлией Шубиной. Но она пропустила все его извинения мимо ушей. Ей на мобильный позвонил, как понял Мещерский, ее муж, и она сразу же куда-то заторопилась. То, что она отправилась к мужу на работу, в мэрию, Мещерский уже пропустил – он отправился в гостиницу вслед за приятелем. Пропустил он и тот момент, когда из салона красоты вышла продавщица Наталья Куприянова, о которой они все позабыли. Не заметил он и еще одну любопытную деталь – бежевую «Волгу» с номерами мэрии, которая вырулила из внутреннего двора и помчалась вслед за машиной Германа Либлинга.

То, что незнакомца зовут Герман, Мещерский узнал там, на площади. А вот фамилия его стала ему известна гораздо позже, когда в Тихом Городке случилось то, чего многие так боялись, что так напоминало ужас пятнадцатилетней давности.

В гостинице Мещерский отправился в номер Фомы. Где-то у кого-то за закрытыми дверями гремело радио – веселилась, хохмила стебная столичная радиостанция. «Хорошая погода, – услышал Мещерский, – дубака не будет, так что смело, чуваки, брейте ноги – не замерзнете!»

Он постучал в дверь, нажал на ручку – заперто изнутри. Он просто хотел поговорить с другом и компаньоном. Он считал, что этот разговор сейчас нужен, необходим Фоме. Но дверь не открылась.

– Фома! – позвал Мещерский.

– Хорошая погода, Сережа, – точно и не друг отвечал из номера, а какой-то «робокоп», равнодушный андроид, – дубака не будет, так что смело брейте ноги.