Поскольку дом моих родителей расположен на окраине, я поехал, а не пошёл в центр Сноу-Виллидж, где у меня имелись кое-какие дела.
В те дни у меня была семилетняя «Дайтона Шелби Z», входящая в семейство «Доджей». Помимо матери и бабушки, я ещё не встретил женщину, которую любил бы так же сильно, как эту маленькую спортивную машину.
К технике у меня нет решительно никаких способностей, и едва ли они появятся. Конструкция и, соответственно, работа автомобильного двигателя для меня такая же загадка, как растущая популярность запеканки с тунцом.
Я любил этот славный маленький «Додж» исключительно за его внешность: плавные обводы, чёрная краска — стремительные жёлтые, цвета луны в пору жатвы, полосы. Эта машина была частью ночи, которая спустилась с неба, потершись бортами о луну.
Вообще-то у меня нет склонности романтизировать неодушевлённые предметы, если их нельзя съесть. Мой «Додж» — редкое исключение.
Прибыв в центр и избежав лобового столкновения с разогнавшимся катафалком, я потратил несколько минут на поиск места для парковки. На большей части Альпийской авеню, нашей главной улицы, парковаться нужно под углом к тротуару. Меня такая парковка не устраивала. Дверца другого автомобиля, небрежно открытая, могла помять борт «Шелби Z» или содрать краску. Я же любое повреждение автомобиля воспринимал как нанесённую мне рану.
Поэтому я отдавал предпочтение парковке, параллельной тротуару, и нашёл свободное место на улице, которая тянулась вдоль одной из сторон Центрального квадратного парка. Этот парк действительно разбит на квадратном участке в самом центре города. Мы, жители Скалистых гор, иногда называем вещи своими именами.
Я поставил «Шелби Z» в затылок жёлтому микроавтобусу перед «Дворцом Сноу» — местной достопримечательностью, открытой для туристов одиннадцать месяцев в году. В сентябре, между двумя туристическими сезонами, дворец закрывался для профилактического ремонта.
Обычно я, само собой, выхожу из автомобиля, открывая водительскую дверцу. И как раз собирался это проделать, когда мимо промчался пикап, практически впритирку с бортом моего «Доджа», как минимум в два раза превысив разрешённую на этой улице скорость. Если бы я открыл дверцу на несколько секунд раньше, то провёл бы осень в больнице и, возможно, встретил бы зиму, недосчитавшись одной или двух конечностей.
В любой другой день я отругал бы про себя безответственного водителя и открыл дверцу. Но не в этот.
Проявив осторожность (надеюсь, не излишнюю), я перебрался на пассажирское сиденье и вышел из «Доджа» со стороны тротуара.
Тут же посмотрел вверх. Никакого падающего сейфа. Пока всё шло хорошо.
Основанный в 1872 году на деньги от золотодобычи и строительства железных дорог Сноу-Виллилж — музей викторианской архитектуры под открытым небом. Особенно это касается городской площади, где активно действующее в нашем городе общество охраны памятников старины добилось максимальных успехов. В четырёх кварталах, окружающих парк, наиболее популярными строительными материалами были кирпич и известняк, плиты с резными фронтонами над окнами и дверьми, декоративные металлические решётки.
Вдоль улицы росли лиственницы, высокие, конические, старые. Они ещё не сменили зелёный летний наряд на золотой осенний.
Я приехал в центр, чтобы зайти в химчистку, банк и библиотеку. Ни одного из этих заведений не было на той стороне парка, где я нашёл удобное место для парковки моего автомобиля.
Более всего меня тревожил визит в банк. Случается, банки грабят. И при этом иной раз страдают посторонние люди, к примеру, клиенты банка.
Благоразумие подсказывало, что в банк я мог бы заглянуть и на следующий день.
С другой стороны, пусть химическая чистка костюма-тройки из шерстяной ткани ещё никогда не приводила к катастрофе, я не сомневался, что в технологическом процессе использовались щелочные, токсические и, возможно, взрывоопасные вещества.
Опять же, учитывая узкие проходы между стеллажами с деревянными полками, уставленными легко воспламеняющимися книгами, библиотеки в случае пожара превращались в огненные ловушки.
В итоге я в нерешительности застыл на тротуаре, где зоны солнечного света рассекались тенями от лиственниц.
Дедушка Джозеф назвал только даты пяти ужасных дней, не указав, чего именно следовало опасаться, вот я и не мог спланировать защиту от какой-либо конкретной напасти. Но всю жизнь готовил себя психологически к тем трудностям, которые могли ожидать меня в эти дни.
Однако эта психологическая подготовка не прибавляла мне спокойствия. Моё воображение наполняло сердце тревогой, по спине бежал холодок.
Пока я оставался в доме, его уют и храбрость ближайших родственников защищали меня от страха. Теперь же я чувствовал себя очень уж уязвимым, чего там, чувствовал себя целью, взятой на мушку неведомым мне охотником.
Паранойя, возможно, свойственна шпионам, политикам, наркоторговцам и копам в больших городах, но пекари страдают ею крайне редко. Жучки в муке или нехватка горького шоколада в кладовой не кажутся нам происками врагов или свидетельством заговора.