Предшественница

Кэрол снова кивает. Она часто кивает, почти на все мои слова, как будто хочет показать, что в принципе на вопросы клиентов не отвечает, но для меня, уж так и быть, исключение сделает. Ведь я так хорошо работаю, делаю такие замечательные успехи, возможно, даже готова оставить случившееся в прошлом, как она повторяет в конце каждого сеанса. Кэрол мне рекомендовали в полиции, значит, она хороший специалист, хотя, если честно, лучше бы они там поймали сволочь, которая к нам залезла, а не раздавали направления к психотерапевту.

Кэрол продолжает: нож у вас в руке может указывать на то, что ваше подсознание стремится взять произошедшее под контроль.

Правда? спрашиваю я, подбирая под себя ноги. Я хоть и разулась, но все равно не уверена, что так можно, – диван у Кэрол девственно чистый, впрочем, за пятьдесят фунтов за сеанс можно позволить себе небольшую вольность. Я спрашиваю: то самое подсознание, которое решило, что мне следует забыть все, что было после того, как я отдала грабителям сотовый? А может, оно мне так говорит, какая я была дура, что не держала у кровати нож?

Можно и так истолковать, Эмма, отвечает Кэрол. Но мне кажется, что пользы от этого будет не много. Жертвы нападения часто винят в произошедшем себя, хотя закон нарушили не они, а те, кто на них напал.

Меня, добавляет она, интересуют не столько обстоятельства ограбления, сколько процесс выздоровления. С этой точки зрения это значительный шаг вперед. В последних воспоминаниях вы обороняетесь – вините грабителей, а не себя. Отказываетесь быть жертвой.

Но я ведь и есть жертва, говорю. Этого ничто не изменит.

Есть? тихо спрашивает Кэрол. Или была?

После затянувшейся, многозначительной паузы – «терапевтического пространства», как порой называет (довольно глупо) Кэрол обычную тишину, – она ненавязчиво интересуется: а что Саймон? Как у него дела?

Старается, говорю.

Это можно понять двояко, поэтому я поясняю: он старается изо всех сил. Без конца заваривает мне чай и сочувствует. Словно винит себя за то, что его не было рядом. Думает, наверное, что смог бы справиться с обоими взломщиками и взять их под гражданский арест. Хотя на самом деле его, наверное, пырнули бы ножом. Или стали бы выпытывать ПИН-коды от карточек.

Кэрол мягко говорит: Эмма, в обществе… приняты некие стереотипы о мужественности. Если мужчина им не соответствует, то ощущает страх и неуверенность.

На этот раз молчание длится целую минуту.

Полноценно есть получается? спрашивает она наконец.

Я зачем-то призналась Кэрол, что у меня было расстройство приема пищи. Ну, слово было не совсем годится, поскольку каждый, кто с этим сталкивался, знает, что расстройство питания никогда не проходит. Стоит пережить встряску или потерять контроль над жизнью, как оно возвращается.

Сай заставляет меня есть, говорю, все хорошо.

О том, что иногда я пачкаю тарелку и кладу ее в раковину, чтобы Саймон думал, что я поела, когда я не поела, я молчу. Как и о том, что иногда, после того как мы пообедаем не дома, я сую два пальца в рот. Некоторые моменты в моей жизни не обсуждаются. На самом деле мне нравилось, как Саймон ухаживает за мной, когда я больна. Но вот проблема – когда я не больна, его внимание и забота сводят меня с ума.

Я ничего не делала, вдруг говорю я. Когда они влезли. Вот я чего не понимаю. Меня ведь просто трясло от адреналина. Тут ведь или драться надо было, или бежать, правда? А я ни того не сделала, ни другого. Ничего не сделала.

Беспричинно расплакавшись, я хватаю декоративную подушку и прижимаю ее к груди, словно, сдавливая ее, я выдавливаю душу из этой погани.

Нет, кое-что вы все-таки сделали, говорит она. Вы «притворились мертвой». Это нормальное инстинктивное поведение. Как у кроликов или зайцев: кролики бегут, зайцы припадают к земле. В таких ситуациях не бывает правильных и неправильных реакций, никаких «что, если…». Что случилось, то случилось.

Она пододвигает ко мне через кофейный столик пачку салфеток. Эмма, я хотела бы опробовать еще один способ, говорит она, когда я высмаркиваюсь.

Какой? тупо спрашиваю я. Только не гипноз. Я же сразу сказала, что на это не пойду.

Кэрол качает головой. Это называется ДПДГ, десенсибилизация и переработка движением глаз. Поначалу процесс может показаться немного странным, но на самом деле он очень простой. Я сяду рядом и буду водить пальцами из стороны в сторону у вас перед лицом. И я хочу, чтобы вы следили за ними, мысленно переживая травматический эпизод.

А смысл? недоверчиво спрашиваю я.

Сказать по правде, говорит она, мы точно не знаем, как работает ДПДГ. Однако эта методика помогает справиться с переживаниями и дать случившемуся адекватную оценку. Особенно она полезна в тех случаях, когда человек не может вспомнить подробностей случившегося. Вы готовы попробовать?

Давайте, пожимаю плечами я.

Кэрол придвигает кресло, оказывается в двух шагах от меня и поднимает два пальца.

Она говорит: сосредоточьтесь на зрительном образе в самом начале ограбления. Но пока что остановите его. Как на стоп-кадре.