Кабинет метров в тридцать пять имел три высоких окна и три двери – в приемную, в секретарскую и прямо на улицу, из последней заметно дуло, а интерьеры здесь были несколько проще, чем в самом дворце, помнящим еще Григория Потемкина, князя Таврического. Мы уселись подальше от выхода на улицу в кресла с гнутыми ручками. Адъютант раздернул полосатые шторы на окнах, вышел и встал за дверью.
– Я знаю, что вы председатель Московского совета и хочу вас спросить напрямую, – угрюмо начал генерал. – Что в свете произошедшего Совет намерен делать с войсками?
Да, вот тоже не пожелаешь такой участи. Разведчик, боевой генерал, весьма популярный в войсках не в последнюю очередь из-за личной храбрости. На должность командующим округом, как рассказал мне Болдырев, поставлен фактически еще Николаем, успевшим до отречения завизировать ходатайство о назначении Корнилова. Оказавшись во главе страны, Временный комитет радостно поддержал «назначение на должность главнокомандующего петроградским военным округом, для установления полного порядка, для спасения столицы от анархии, доблестного боевого генерала, имя которого было бы популярно и авторитетно в глазах населения». И свалил на «известного всей России героя», прославленного в том числе и побегом из австрийского плена, все проблемы с дисциплиной в Петрограде. Полки митинговали, солдаты занимались приработками на стороне – дворниками, разносчиками, даже телохранителями. Многие дезертировали, некоторые подались в криминал и участвовали в налетах и самочинных обысках, но никто не нес службы.
Сегодня, всего через несколько дней после назначения генерал выглядел усталым уже с утра. Судя по всему, он крайне тяжело переживал убийство в Александровском дворце, полагал себя ответственным за то, что не сумел предотвратить такого развития событий и потому был полон пессимизма. Еще бы, такой геморрой и при этом необходимость демонстрировать новым властям «революционное» поведение.
– Да выбор-то невелик – или восстанавливать дисциплину или встречать кайзера.
– Господин Гучков говорил мне, что вы считаете необходимым продолжать войну.
– Не совсем так. Войну лучше всего прекратить, но не ценой подавления немцами революции.
– Это ваша позиция или Совета?
– Это позиция Московского Совета и вчера она была принята Петроградским.
Корнилов задумался и уставился в окно, на сугробы и хорошо видимую за голыми деревьями ограду парка Таврического дворца. Через пару минут он, решившись, повернулся обратно ко мне:
– Я считаю необходимым переформировать округ в Петроградский фронт с присовокуплением войск Финляндии. Ни в коем случае не отменять смертную казнь. Переукомплектовать запасные полки, отправить излишек запасных на фронт. Вы поддержите такую программу?
– Кроме смертной казни.
– Без нее невозможно управление войсками!
– Без нее сложнее, но возможно. В качестве альтернативы предлагаю формировать в полках ударные роты из надежных солдат и опираться на них. Мы готовы помочь с этим.
Разделяй и властвуй, ага. Ударные роты помогут нам выпихнуть неуправляемую массу на фронт и при этом послужат отличным инструментом Совету.
Корнилов встал, подал мне руку, и на контрасте с пафосным смыслом сухо и бесцветно произнес:
– Честным словом офицера и солдата заявляю, что я, сын простого казака-крестьянина, беззаветно предан Родине и Свободе.
Пришлось и мне ответить чем-нибудь пафосным:
– Со своей стороны, заверяю, что мы поддержим Временный комитет и командование в наведении порядка в армии. Сами же намерены взяться за наведение порядка в городе, начиная с фабричных окраин.
Интересно, расслышал ли генерал в моей фразе пропущенные слова «сейчас» и «пока».
Глава 3
Зима 1917
В коридоре барака треснуло подряд пять или шесть выстрелов, стоявший рядом молодой дружинник сунулся было вперед, но Митя успел ухватить его рукав и дернул обратно, за угол стены.
– Куда???
Рабочий горячо зашептал:
– Так револьвер же, семь выстрелов уже сделал, перезаряжается, самое время!
– Сиди, он там не один.
Митя огляделся. Михеич, бывший городовой, помнивший бои и перестрелки первой революции, показал ему большой палец, а затем, отставив драгунскую винтовку, нашарил среди сложенных у печки дров чурку и метнул ее в сторону стрелявших.
Деревяшка стукнулась об стенку, упала на пол и не успела сделать даже один оборот, как на звук грохнули сразу несколько стволов.
– Видал? – шепнул Михеич рабочему. – Три револьвера точно.
На предложение сдаться окруженные ответили стрельбой и Митя, вопреки тому, что его команда рвалась на штурм, приказал оставаться на местах и держать под прицелом окна и двери. Одного из бойцов он отрядил сбегать на станцию Угрешская, до которой было менее полуверсты и телефонировать в Симоновскую комендатуру, чтобы прислали подкрепление с пулеметом.
– Говорил же, нам бы авто дождаться, – пробурчал в усы Михеич.
– А если бы они ушли?
– Ну, то так.