Предпоследний круг ада

– Ничего ты не понял, – взвился Пан Фи. – У тебя нет опыта. Ты снял один независимый фильм и два телевизионных. Ты, считай, сначала почту разносил в огромном офисе. Но делал это великолепно, тебя заметили и перевели в отдел продаж. В качестве менеджера ты зарекомендовал себя с лучшей стороны, и тебе решили доверить по-настоящему ответственное дело. Но одному с ним не справиться, поэтому к тебе приставили наставника. Угадай, кто он?

Чаплин развернулся и посмотрел в глаза Панфилова. Они оказались болотными. И не только по цвету. У самого Эда были каре-зеленые глаза, живые, яркие, а те, в которые он заглядывал сейчас, походили на стоячую болотную воду.

Чаплин мысленно передернулся, представив, как его самого затягивает в топь.

– Аксакал полностью мне доверяет, – проговорил Эд, имея в виду Нурлана. Они так называли его за глаза – Аксакалом. – Мне – не тебе. Так что отвали.

– Почтальон ты, Эдик, – вздохнул продюсер. – Даже не менеджер.

– Я не очень хорошо в аллегориях разбираюсь.

– Так и не научился широко мыслить. Аксакал полностью финансирует проект, это да. Он выделил определенную сумму. До этого дня мы теряли деньги, но по мелочи. А сегодня мы запустили фильм, считай, воронку, засасывающую бабло. В нее можно спустить миллионы. Но я не дам это сделать. Потому что финансы всегда, запомни, почтальон, всегда ограничены. Нет такой бездонной бочки, из которой можно черпать. Даже Аксакал рано или поздно скажет – все, не дам больше ни копейки.

Чаплин мысленно нарисовал на физиономии Панфилова усы с закрученными кончиками, круглые очки и брови «домиком». Он всегда раскрашивал людей, которые его раздражали.

– Пойду поработаю, – сказал он продюсеру. – А то пока говорили, пара тысяч улетела.

– Топай, топай. А то обед скоро. Считай, опять перерыв в съемке.

– Нас, крепостных, даже кормить будут?

– Причем шикарно. Мы наняли классного повара.

– Балуешь ты нас, царь, – нараспев проговорил Эд и отвесил шутливый поклон продюсеру. После чего вернулся к работе. Как бы Пан Фи ни бесил, а в главном он прав. Если режиссера не загонять в рамки, он при наличии средств такого наснимает, что сам же устанет, монтируя, резать лишнее…

Часть вторая

Глава 1

В отделе его все называли Тарантино.

И это не потому, что Костик Марченко любил кино. Просто у него была такая же выдающаяся челюсть, как у знаменитого режиссера. Да и в остальном был он на него похож – высоким лбом, темными волнистыми волосами, длинным носом. Коллеги, что дали Косте кличку, не были хорошо знакомы с фильмами Квентина. Смотрели разве что «Криминальное чтиво» и «Убить Билла», правда, «От заката до рассвета» обожал весь отдел. Это кино знали наизусть все, от начальника отдела до стажера – ведь Квентин Тарантино сам играл в нем. И для Костика все было бы ничего, да только персонаж этот был отвратительным как в самом начале, так и в середине. До конца он не дожил, поскольку превратился в вампира, и его убил собственный брат в исполнении Джорджа Клуни.

Костик всякий раз, когда его называли Тарантино, мысленно вздыхал. Ему бы хотелось быть похожим на Клуни. А с другой стороны, кому бы не хотелось? Такая внешность, как у Джорджа, и женщинам нравится, и мужчин не раздражает. Но Костик, как говорится, рожей не вышел. От чего не страдал лишь потому, что долго над собой работал.

В детстве он был настоящим уродцем. Огромная голова с крупными чертами лица и маленькое, худенькое тельце. Щелкунчик, так его звали в школе. Так что Тарантино – это не просто хорошо – прекрасно. Костик не рос до восьмого класса. А вот его зубы – да. Они были просто-таки лошадиными. Пару пришлось удалить, чтобы остальные встали ровно. Многого натерпелся Костик в то время. Но насмешки его не сломили, и паренек был вознагражден за стойкость. В период полового созревания он вымахал, раздался в плечах. У него росла настоящая борода, а не жалкий пушок, как у одноклассников. А еще зубы, пусть и крупные, не поддавались кариесу. Он не дрожал, а смело улыбался перед плановым осмотром у стоматолога.

В старших классах Костик стал нравиться девушкам. И парни его уважали за кадыкастую шею, покрытую черной щетиной – он брился через день. Но Марченко видел себя Щелкунчиком, башкастым, зубастым… Игрушечным – он стоял на физкультуре предпоследним, за ним только девочка Оля, у которой мама была карлицей.