— О Боже, порази меня на месте, — стону я, закрывая лицо руками. Такое чувство, что голова вот-вот взорвется, в желудке словно поселились миллионы пузырьков, а по телу будто грузовик проехался.
— Ложись спать, — произносит мужской голос, похожий на голос Кентона, и я напрягаюсь.
Молясь, чтобы я ошибалась, выглядываю из-под своих пальцев. Нет, не ошиблась. Что, черт возьми, произошло прошлой ночью?
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, не уверенная, что хочу знать, учитывая, что на мне нет ничего, кроме простыни, а его тело обнажено по крайней мере до пояса, рука лежит на моем животе, а тело прижимается к моему.
— Спи, — он сжимает мою талию, и живот слегка напрягается.
Я пытаюсь вспомнить прошлую ночь, но мозг не обнаруживает никакой информации. Вся моя ночь — чистый лист после второй порции текилы.
— Перестань думать и засыпай.
— Мне нужно встать, — говорю я, пытаясь поднять его гигантскую руку. В теле такая слабость, что через пару секунд я прекращаю попытки.
— Ты не спала всю ночь. Уснула только два часа назад. Тебе нужно поспать. Мне нужно поспать, так что хватит ерзать.
Мои глаза расширяются, когда я чувствую его очень явную эрекцию.
— Я ничего не помню, — шепчу, закрывая лицо руками.
— Неудивительно, учитывая, что вчера вечером ты выпила целую тонну текилы, — сонно бормочет он.
— Пожалуйста, не произноси этого слова, — я качаю головой. Одна только мысль об этом напитке заставляет мое тело бунтовать. — Как я добралась до дома?
— Я расскажу тебе все смущающие подробности с того момента, как ты написала мне, и до сегодняшнего дня, когда мы проснемся позже.
— О Боже, я писала тебе? — я издаю стон.
— Да. А теперь засыпай.
— Меня тошнит.
— В твоем желудке ничего не осталось, — говорит он со вздохом.
— Что ты имеешь в виду?
— Тебя всю ночь тошнило.
— Становится все лучше и лучше, — шепчу я.
— Спи, детка — тихо говорит он, и я чувствую его губы на обнаженной коже моего плеча; от этого прикосновения мой пульс учащается.
— Почему я голая? — спрашиваю я, сосредоточившись на ощущении между ног. Я вздыхаю с облегчением, когда не чувствую никакой болезненности или чего-то, что заставило бы меня поверить, будто я сделала нечто куда глупее, чем то, что выпила слишком много и посылала пьяные сообщения.
— Тебе было плохо, и я отвел тебя в душ прошлой ночью. Я пытался дать тебе рубашку, но ты не взяла ее.
— О, — говорю я, крепко зажмурившись.
— Не волнуйся. Я не видел… слишком много, — тихо говорит он, и я слышу улыбку в его голосе.
— Я больше никогда не буду пить.
— Почему? — спрашивает он удивленно. — Ты хорошо провела время. Ты просто не знаешь своего предела. Я поговорю с Тарой. Она ни в коем случае не должна была давать тебе текилу в твою первую ночь на вечеринке.
— Ты не будешь разговаривать с Тарой, — я качаю головой, представляя себе эту сцену. Я прямо вижу это — много криков, и ничего хорошего.
— Мы поговорим об этом позже. Сейчас поспим, а потом поедем к моей тете Вив на ужин.
— Твоей тете? — уточняю я недоверчиво.
— Да, к моей тете.
— Как, черт возьми, такое случилось со мной? — спрашиваю я, когда мой желудок громко урчит.
— С тобой все будет в порядке. Ты недавно приняла таблетки для желудка, — он сжимает мой бок, и я почти уверена, что моя жизнь похожа на очень плохое реалити-шоу.
— Можешь идти в свою комнату, — говорю я ему через несколько минут.
— Нет, мне удобно.
— Зато мне нет, — хнычу я.
— Засыпай, Отэм.
— Не могу.
— Можешь, — он снова сжимает меня. — Закрой глаза и спи, или я найду способ тебя утомить.
— Ты не говорил этого только что.
— Спи, — ворчит он.
— Ты можешь хотя бы убрать руку, чтобы я могла пошевелиться? — я натягиваю простыню повыше на грудь, слегка приподнимая голову, чтобы посмотреть, не видно ли где-нибудь поблизости рубашки.
— Господи, да ты просто заноза в заднице, — он закидывает руку за спину и вытаскивает из-за спины кусок ткани.
— Зачем тебе это? — спрашиваю я, когда вижу, что это рубашка.
— Я же только что сказал. Я пытался надеть её на тебя вчера, но ты отказалась.
— О, — шепчу я, натягивая рубашку через голову, а затем прячусь под простыню.
— Теперь, уложи свою задницу и засыпай, — он тянет меня обратно на кровать, не давая выбора.
Я поворачиваюсь к нему спиной и пытаюсь вывернуться, но мне кажется, что на то, чтобы сдвинуться хоть на дюйм, уходит вся моя энергия. Я закрываю глаза, когда он притягивает меня к себе. Моя задница вписывается в его бедра, его рука обвивает мою талию, а бицепс скользит под мою голову, как подушка. Я стараюсь не думать о том, что чувствую, находясь так близко к нему. Пытаюсь убедить себя, что не чувствую себя в полной безопасности и комфорте. Но прежде чем успеваю убедить себя, что ненавижу свои чувства, я засыпаю.
Я медленно просыпаюсь и замечаю, что не чувствую тепла Кентона за спиной, и открываю глаза, гадая, не приснилось ли мне все это. Я приподнимаю голову и смотрю на часы.
— Черт, — шепчу я, видя, что уже одиннадцать. Делаю глубокий вдох и вдыхаю запах одеколона Кентона. Я подношу прядь волос к носу. Запах настолько силен, что мой желудок переворачивается.