Предназначение (СИ)

После нескольких часов непрерывного танца мамбо зажгла в круге воина белые свечи, подошла вместе с ла пласом к кабану, и помощник проткнул вену животного мечом. Жрица наполнила чашу кровью и, подойдя ко мне, велела надеть белую длинную рубаху. Положив меня в центре малого круга и подставив под голову медную чашу, стала лить мне на голову ароматную воду. Она призывала дух воина сойти и поселиться в моем теле, чтобы хранить меня в бою. Эйира приготовила небольшой мешочек с землей и травами, капнула в него несколько капель крови жертвенного кабана и воды, стекавшей с моих волос. Затем, накрыв меня с головой чистой белой тканью, полила сверху вниз смесью из крови кабана и ароматного масла, принося этим жертву и угощение духу воина и призывая его к служению мне. Закончив ритуал посвящения, она усадила меня на прежнее место, но церемония продолжалась до утра. На рассвете мамбо вдруг остановилась, ее взгляд стал бессмысленным, бой барабанов моментально стих, и она, стоя неподвижно, заговорила грубым мужским голосом:

— Слушайте, я, Огу Ферай, говорю вам: идет время великого Воина! Он принесет законы и утвердит их. Он станет на защиту людей, и время свободной охоты пройдет. Могучий Охотник вступит в борьбу с Воином и разразится война. Многие погибнут, и уменьшится род людей-хищников. И станут они отныне жить скрытно, и люди забудут о них, останутся только легенды и предания.

В этот момент первый солнечный луч, прорезав утренний сумрак, упал на Дамбалу и осветил его золотым сиянием, ставя точку в церемонии посвящения.

* * *

Накануне отъезда было решено устроить совместную охоту и все отправились в лес. Тьери хотел на прощание сделать подарок Амару и принести ему маленькую газель. Также нужно было отловить животных для пропитания в долгом путешествии по безлюдным океанским просторам.

Наступил вечер и сумрак сгустился в лесной чаще. Лучи заходящего солнца все еще освещали вершину горы, играя тенями на ее серых отрогах. Тибальд, Тьери и я вышли на луг, широким поясом опоясывающий гору. Птичий гомон утих, и легкий ветерок едва заметно колыхал высокие травы, нашептывая им колыбельную. Среди редких камней, поднимающихся темными горбами из травы, паслось небольшое стадо газелей. Их грациозные тела были едва видны из разнотравья, длинные лирообразные рожки красовались на изящных головках, то и дело поднимающихся из травы. Они медленно передвигались на тонких ножках с маленькими копытцами. Мы подкрались к стаду, прячась в густой траве. Я кивнул друзьям, приготовившись к броску, но из-за лежавшего неподалеку камня, послышался шепот:

— Я ни разу не видела, чтобы он смеялся, только улыбается иногда, — шептала Софи.

— Он не смеется с тех пор, как умерла Диана, — ответила ей Орианна, — но, девочки, вы видели медальон? Раньше его не было.

— Может, это память о матери? — включилась в разговор Эмили.

Стадо, вспугнутое их шепотом, бросилось к темному лесу. Стройные тела газелей выпрыгивали из высокой травы.

— Вот сороки, — воскликнул Тьери и встал из укрытия, — и как вы умудряетесь не умереть с голоду? Просто удивительно!

Девушки, ахнув, бросились вслед за стадом, мелькая разноцветными платьями.

— Ну что, пойдем в лес, нужно найти стадо, — проворчал Тибо.

Тьери замер, глядя в сторону леса и, останавливая нас, поднял руку. Из густых зарослей вышел Иша. Он неторопливо гнал перед собой маленькую газель, едва заметную в траве. Подойдя, сел и, фыркнув, выказал пренебрежение нашему умению охотиться. На его шее блестела тонкая золотая цепь с небольшим медальоном, в котором хранилась часть моего амулета, отданного Эйирой после церемонии посвящения.

— Молодец, Иша, — я потрепал его по загривку, — среди нас ты лучший охотник.

Глава 5

Настал час расставания. Мы взошли на корабль, и Тьери отдал приказ ставить паруса. Когда каравелла, отчалив от пристани, стала медленно удаляться от берега, в рассветной тишине раздался неожиданно сильный и красивый голос. Мы посмотрели вверх: Орианна пела, стоя на рее у самой верхушки мачты и держась за нее одной рукой. Песня неслась над гаванью, далеким эхом отражалась от скал и, уносясь ввысь, затихала в бездонной едва посветлевшей синеве неба.

Рассвет-тихоня ждет напрасно,
Упав на мир дождем косым,
Любви настурции прекрасной.
Не расцветет она пред ним.
Но, если луч звезды дневной
Ворвется пылко в мир земной,
Цветок прелестный в тот же миг
Откроет солнцу чистый лик.
Будь смелым, мальчик мой влюбленный,
На свет печали не яви.
Не то от Сельи непреклонной
Ты будешь тщетно ждать любви.
Но если речи твои жарки,
А клятвы горячи и страстны,
Тебя красотка в сей же час
Одарит лаской жгучих глаз.