Предназначение

-Старый волхв говорил, что есть место на земле, где поклоняются тому жуку, как богу. И даже дорогу уступают. Великий труженик тот жук, говорят. Вырежут из крепкого дерева или камня и на шею повесят для счастья. А, может, как оберег.

-Навозного? – Удивилась она и рот ладошкой от отвращения закрыла.

Радогор, все с тем же равнодушием. пожал плечами.

-Мы же чтим бэра. Родичем его зовем. А у кого то змея в родичах ходит. Или волк. Или тур.

Влада задумалась. И от усердия чуть губу не прикусила. Но так и не додумалась, почему бы людей, пусть и мертвых, над на съедение зверям оставлять. И прочим гнусным тварям. И уж совсем что – то дельное на языке появилось, когда Радогор глазами заставил ее замолчать и круто завернул в лес. Проехал с сотню шагов и остановил коня.

-Здесь стой! – Свистящим шепотом приказал он. – Затаись за деревом и, если что, самострелом встретишь. Я скоро.

Зажал в левой руке лук и исчез за деревьями. Влада хотела было ринуться за ним, но пока привязывала лошадей и взводила самострел, время ушло. С трудом удерживая слезы обиды, прижалась к дереву. Водя самострелом по сторонам.

Время тянулось томительно. А скоро ей начало казаться, что оно совсем остановилось. И лес застыл. Будто онемев. И птицы замолчали. И только сварливые сороки трещали без умолку в той стороне, где исчез Радогоро. Но вскоре и они замолчали. И звенящая, пугающая тишина обрушилась на нее, до боли сдавив виски.

А лес, вдруг, ожил. Заголосили птицы, стараясь перекричать сорочьи голоса. Коротко, но сурово рыкнул бэр. Но не Ягодка. Его голос она научилась отличать от многих. А в птичьем разноголосье почему – то запуталось лошадинное ржание, хотя их кони терпеливо стояли, переминаясь с ноги на ногу, за спиной. И людские яростные крики. Но это длилось всего лишь миг. Во всяком случае ей так показалось. И лес затих. И только сороки все ни как не хотели успокоиться. Не раз и не два она порывалась броситься за ним следом. Но что – то удерживало ее на месте. Но не страх перед его гневом, в который она к тому же не верила. А вскоре, после того, как все смолкло, появился и он сам. Спокойный и сосредоточенный, словно ходил на лесную прогулку. Только тул был на половину пуст. А на лице и одежде еще свежая кровь. Поняла, что те к кому он так спешил, подпустили его слишком близко. Или сами торопились навстречу смерти. И Радогору пришлось сечь их мечами.

Принял поводья из ее рук

-На огонек торопились. – Хмуро ответил он на ее немой вопрос. – Боялись опоздать.

-Ну, не опоздали же? – Рассудительно заяявила она. И потянулась к нему, чтобы вытереть кровь на лице. – И так бы дождались.

-Охота пуще неволи. – Проворчал он и отвел ее руки. – Само отсохнет.

Но ждать, когда кровь засохнет и отпадет, не стал. Провел ладонью по лицу, пригладил волосы и будто из лесного ручья умылся.

-За кромкой леса, думаю, наш ярл развернулся во всю ширь. Скот разбегается, люди каждую ночь пропадают.

-Ты же говорил, что для живых они не вреднее тумана. – Удивилась она. – Не украсть, не покараулить.

-Так это для нас они туман. – На лице Ралогора появилась кривая улыбка. – А они перепугались. Когда же не только скот убегать начал, люди стали пропадать и вовсе головы от страха потеряли. Но поначалу старались отпугнуть их. Костры по ночам палили. Волхвы, которых они шаманами зовут, заклятиями их останавливали. А когда не вышло, целыми родами стали сниматься и уходить. Вожди их и уговороми пытались удержать, и смертью карали… не помогло. Эти же не захотели место бросать. Решили в лесу отсидеться. Сбились в три сотни, семьи, скарб на возы побросали и заняли пустующие городища. Первое время с опаской жили, по сторонам оглядываться боялись, в пол – глаза спали. А когда поняли, что вокруг пусто и кроме зверя лесного опасаться им не кого, страх потеряли. С голода не пухнут, зверья полно, скоту, хотя лес и не поле, раздолье. Трава по конское брюхо, нога вязнет. И злой морок за кромкой леса остался. И потянулись всем народом за полдень.

В голосе чувствовалась горечь. Оно и понятно.

Ехал по родным местам, где не раз с луком и рогатиной хаживал. Сердце от этого колотилось шумно, неистово. Даже бэр разволновался и исчез, не заметно удрав от них.

Лада, хорошо понимая его чувства, не лезла к нему с вопросами. И даже отстала на пару саженей, чтобы дать ему побыть одному. Но молчание не затянулось. Радогор сам натянул повод, останавливая коня и повернулся к ней.

-Там… - Показал он рукой, поднимаясь в седле. – Начинается поле. Если выехать с рассветом, к полудню как раз доедем.

Влада запоздало повернулась вслед за его рукой, но он уже махнул в другую сторону.

-А в этой стороне городище бэрьего рода. – Сказал он, стараясь спрятать за равнодушием, боль утраты. И, подумав, поправился. – Было…

-А где…

Но Радогор предупредил ее вопрос.

-Жилище старого волхва? К нему идем.

И снова навис над конской, крутой шеей, холодной, каменной глыбой, лишь изредка бросая быстрые взгляды по сторонам. Ехал, и казалось ему, что лес шумит, приветствуя его. И он сам, склонял голову перед ним, шепча неслышно.