-А я слышу, кричит бедненькая, сиротинка наша. Выбегаю, а он ее палкой да палкой… Как в воду глядела, когда говорила ей, что бить будет. И по бокам он ее, и куда достанет. Треск по всему лесу стоит. А она верещит, будто под ножом. Ну я и вскипела, прямо свету белого не взвидела.
-Не верещала она. Это ты визжала.
-А вот и верещала! Это ты не слышала, горшками новыми гремела. – Не уступала она ведунье, радуясь тому, что так ловко и к месту вставила про горшки. Если не дура, а Копытиху дурой ни как не назовешь, то все ясно поймет.
Радогор с Ладой переглянулись и дружно расхохотались.
-Наш бой, Ладушка, не ратный поединок. У тебя кроме меча в руке и нож есть, и ноги. Бить можно, чем угодно. Лишь бы врага сразить. Встань за спиной и повторяй за мной все, что показывать буду.
До завтрака умаялась так, что ноги задрожжали. Но пощады не просила и стойко терпела до той поры, пока сам не остановился.
-Каждый день повторять без устали будешь, пока без раздумий делать начнешь. С тем, чему у батюшки, князя Гордича научилась, на первое время хватит. Больше и не каждый знает. Только без лени, Лада. От того, как запомнишь твоя и моя жизнь зависеть будет.
Думала, все, отробилась. А он и после завтрака за руку потянул.
-Рассидишься, потом вовсе не встанешь.
-Радо, ну еще маленько. – Яркие синие глаза смотрят с мольбой. – Хоть вот столечко….
И на мизинчике отмеряла, сколько времени у него выпрашивает на отдых у него, бесчуственного. Но Радогор был неумолим.
-Вечером, Лада, вечером. Спешить надо. – И хитро поинтересовался. – А то, может, останешься?
К вечеру еле ноги тащила от усталости. Закусила свежим творожком, запила козьим парным молочком и уснула здесь, сидя на лавке, навалившись грудью на стол. Радогор, стараясь не замечать гневного взгляда берегини, бережно взял ее на руки.
-Железо то сними с нее. – Попросила Копытиха, стараясь не показать жалости.
-Не на прогулку идет, матушка. У меня за спиной дружины нет. – Мотнул головой Радогор. – Самому жалко. Но пока тело к нему не привыкнет, не сниму.
До утра княжна проспала, даже не шелохнулась. А с рассветом Радогор, у которого еще свежа была в памяти дедова наука, уже тряс ее за плечо.
-Вставай, Лада! Время…
Княжна через силу открыла глаза и, мучительно морщась, простонала.
-Еще немножечко, Радо. По мне будто кони всю ночь топтались. Ни рук, ни ног не чую. И в глазах песок, как горстями бросали.
-Вставай, княжна! – Радогор железной пятой давил в себе жалость. – Ты своими глазами видела, с кем нам предстоит встретиться. Или здесь меня ждать будешь?
Лада, превозмогая боль и усталость в теле, заставила себя подняться и сесть на их пахучее ложе.
-А я тебе и молочка, и хлебушка припас.
И снова целый день гонял ее без всякой жалости, не уставая повторять.
-Не старайся, Лада, удар своим мечом остановить. С мужами столкнешься. Любой из них тебя пересилит. Своим же мечом себе лицо и рассечешь. Или руку отшибет.
Коротким и быстрым движением показывал, как можно легко бросить вражий меч на землю.
А кикимора следила за ними издалека, бросая на него злобные взгляды, грозя ему сухоньким кулачком.
-Виданное ли дело, чтобы девку такой страсти учить? Ей деток рожать надо, да в год не по одному, он же ее, аспид болотный, людей убивать учит, касатку нашу.
-Не вяжись! – Пробовала урезонить ее Копытиха. – Как она их рожать будет, раскинь своим умишком, если убьют…
И тащила берегиню чуть не волоком за собой.
Но проходила время и кикимора снова появлялась за деревьями и шипела, шипела суля на его голову самые жуткие, одна другой страшнее, кары.
-У мужика, Лада, рука всегда длиннее. Он тебя, как и я сейчас, к себе близко не пустит. Тебе же его, как не старайся, не достать. А ты вот что делай…
И тут же показывал, что и как она должна делать.
-Встреть его ножом, а сама повернись и бей его концом. И рукой не размахивай, притомишься, а кистью. И не останавливайся. Путай его, сбей с толку.
Раскручивал свою палицу, так что она с диким воем вертелась и ревела в его руке.
-У – у – у! Мучитель! – Бубнила кикимора, подобравшись совсем близко к ним. – Чтоб ты о сучок запнулся и носом в землю ткнулся. Уж я бы тебя поднимать не стала. А еще бы и ногой давнула. Всю девку мне изнохратил. Места живого не осталось на ее теле белом.
-Уже лучше. – Хвалил он.
К обеду с ног валилась от усталости на землю. Радогор садился рядом и ласково обнимал.
-Это еще ничего, Ладушка. Большая, терпеть можешь. А я слезами, бывало, горючими обливался. Правда, сам не знаю как, иногда выходило то, что и дедко не знал.
Вечером же снова нес ее на руках под злобные взгляды берегини. На четвертый или пятый день пожаловалась.
-Все тело иззуделось. Будто кто лопатой под збрую мне мурашей набросал. И потом несет, как от лошади.
-Как разбегутся твои мураши, так и кольчугу снимем. – Ответил он и отвел взгляд в сторону. – А то, может, все – таки останешься?
Стиснула зубы, яростно сверкнула глазами и обрушила на него град безжалостных ударов, любой из которых и голову мог разбить.
Улыбнулся и отступил на шаг.