Как это ни удивительно, последующие три недели полета не растянулись на целую вечность.
Горн успел несколько раз пройтись мыслями по своей жизни, вспомнить каждое значимое ее событие, оценить взлеты и падения последнего года. Морали во всей этой истории не было — кое-как, с трудом и риском для себя и других, принц выполнил завет венценосных родителей, показал, что не зря носит титул наследника благородного рода, и навсегда избавился от потребности кому-то что-то доказывать. Его неизменных спутников — нервозность и возбужденность — постепенно сменяло спокойствие. Никто больше не ждал от Горна какого-то чуда, ни перед кем больше не нужно было демонстрировать свою уникальность, никакая вершина не требовала немедленного покорения. Жизнь ради цели сменялась обычной жизнью — жизнью ради жизни, ради эмоций и ощущений, ради непредсказуемых желаний и горячих пристрастий, ради обыденных радостей или горестей. Хорошо это или плохо, могло показать только время.
Хонтеан тоже менялся. Он как-то посветлел, помолодел. Чаще улыбался, чаще искал повода начать беседу. При разговоре смотрел не в бесконечность за спиной Горна, а в лицо и глаза собеседника. Монах словно обрадовался долгожданной возможности отдать поизносившуюся и порядком надоевшую ему жизнь в обмен на свободу и счастье других людей — молодых и только начинающих свой долгий путь к пониманию, что ценно, а что бессмысленно. Горн узнал в своем товарище по злоключениям совершенно нового человека — открытого, легкого, интересного. К концу трехнедельного заключения принц даже решил для себя, что с таким попутчиком с радостью провел бы еще много времени. Кладезь знаний и опыта Жреца Времени казался неисчерпаемым.
Но наступил день, когда Хонтеан сказал:
— Приготовься!
— Мы прибыли?
— Нет, но подошли совсем близко. Истребители не захотят, чтобы на «Айсберге» забили тревогу. Они атакуют Увергема прямо сейчас.
Вскоре Горн тоже почувствовал, что происходит нечто неординарное. Атмосфера корабля барона наполнилась беспокойством, тревогой и напряжением.
— Не волнуйся, — успокоил товарища Хонтеан. — У людей Увергема нет шансов улизнуть.
— Не очень-то хочется побывать в силовом мешке. Это весьма неприятно! — поежился принц.
— До этого не дойдет. Увергем отдаст корабль без боя.
Так и случилось. Точнее, так ничего и не случилось — ни тряски, ни вздрагиваний пола, ни отключения электричества, ни стягивающей руки и ноги, удушающей тяжести вязкого силового поля, которым больший размером корабль, как правило, захватывал меньший. Через тридцать-сорок минут двери каюты с пленниками тихо открылись. На пороге стояли солдаты в матовых белых скафандрах незнакомой принцу конструкции.
— Вы — принц Горн и монах Хонтеан? — суровым голосом спросил один из гостей. — Сохраняйте спокойствие и идите за нами!
По коридору, заполненному вооруженными людьми в белых скафандрах-латах, пленников провели в кают-компанию корабля, где в одном из кресел уже сидели бледный, как смерть, барон и двое его офицеров — судя по нашивкам, капитан и первый помощник. Вдоль стен, широко расставив ноги, замерли солдаты в боевых белых скафандрах. За столом напротив расположились два величественных незнакомца в ослепительно-белых с золотыми нашивками мундирах. Оба с первого взгляда производили впечатление людей сильных, волевых и глубоких — голубые у одного и серые у другого глаза Хамовников светились умом и проникали, казалось, в самую душу.
Один из офицеров указал принцу и монаху на свободные кресла. При этом и он, и его товарищ, прищурившись, пристально разглядывали Жреца
Времени.
— Итак, каковы ваши условия? — словно продолжая только что прерванный разговор, сурово спросил Рыцарь Ордена у Хонтеана.
— Те же, что и раньше, — спокойно отозвался монах. — Вы помогаете Горну вернуть дорогую его сердцу девушку и наказать рабовладельцев. Я позволяю арестовать себя и добровольно предстану перед Синодом.
Какое-то время Рыцари молча смотрели на врага веры. Наконец один из них кивнул, а второй тут же возразил товарищу:
— У нас нет времени, чтобы идти у него на поводу. Мы должны возвращаться!
— Я вернусь, а ты останешься. Возьми десантников, оборудование, этот корабль и действуй по своему усмотрению. По завершении операции отправляйся в Ланстайл следом за нами.
— А что делать с принцем?
— Возьмешь с собой!
— Почему вы называете меня принцем? — вмешался несколько задетый их бесцеремонностью Горн. — Кто вы сами?
Второй вопрос вызвал у них улыбки. Рыцари Ордена проигнорировали его. На первый ответил старший:
— Вы ведь принц Горн, не так ли?
— Я был принцем до поединка с Фаором! — гордо заявил юноша.
— Вы им и остались, — возразил Рыцарь. — Коронации не было, это во-первых. Во-вторых, только Священный Синод может решить, находились вы в момент своего триумфа под влиянием этого человека или действовали самостоятельно, подчиняясь лишь Провидению.
— Вы сомневаетесь, что я победил честно?! — возмутился Горн. Он ошибочно полагал, что в этой компании является обладателем самого высокого титула, а следовательно, имеет право требовать соответствующего обращения.