Предместье

Вышел седой майор с морщинистым желтым лицом, представился Долинину: "Начальник штаба дивизии майор Черпаченко" И усмехнулся:

- Полковник все планирует, уже и Берлин ему подавай. А бы рад вам из Пскова написать, товарищ Долинин.

- Планирует, говорите? А вот мой план забраковал.

- И напрасно забраковал, - продолжал Черпаченко. - Тимофеевич рассказывал мне о ваших балках и оврагах в обход Славска. Я сверился с картой, побеседовал с людьми и пришел к выводу, что направление для маневра выбрано вами очень удачно.

- Бросьте, бросьте, майор! Зря расстраиваете секретаря, - перебил Лукомцев. - Вы мыслите об этом как о частности будущих планов широкого наступления, а Долинин требует таким путем немедленно освободить Славск.

- Да я уже на своем плане и не настаиваю, Федор Тимофеевич, - успокоил его Долинин. - Планируйте как знаете, у меня теперь другая забота.

- Опять забота! Беспокойный ты человек.

- А что, разве плохо - беспокойный?

- Что касается меня, то я люблю беспокойных, товарищ Долинин, поддержал его Черпаченко.

- Ну а я что - за спокойствие, что ли? - рассердился Лукомцев - Вы уж меня, братцы дорогие, не шельмуйте.

Долинин улучил подходящий момент в завязавшемся разговоре и принялся рассказывать о планах предстоящего сева, о том, как нужны ему люди для этого, особенно специалисты по ремонту машин.

- Правильное дело начинаешь, - одобрил Лукомцев. - А насчет людей попробую выручить. Деда какого-нибудь пошлю, мастера на все руки. Есть у меня такой.

Он окликнул связного и приказал позвать из соседней землянки начальника разведки.

Когда вошел высокий немолодой капитан в пенсне, Лукомцев спросил:

- Товарищ Селезнев, как у вас Бровкин себя чувствует? Ничего, здоров, товарищ полковник. - Капитан был, видимо, удивлен вопросом.

- Он вам очень нужен? - продолжал Лукомцев.

- Безусловно.

- Ну, а если мы его у вас деньков на пять... Как, Долинин, хватит тебе на пять дней?.. Ну, на недельку, например, возьмем. Помочь надо, товарищ Селезнев, району, товарищам, на чьей земле стоим. Они овощи для армии и для Ленинграда хотят сеять.

- Что ж, если надо, так надо. Поможем. Овощи следует уважать, особенно после пшенных концентратов. Но старик один не пойдет, товарищ полковник. Приятеля потащит.

- Это долговязого-то?

- Да, Козырева.

- Отлично, пусть и идут вместе. Вы там распорядитесь, чтобы документы им заготовили... Ты здесь с машиной? - Лукомцев обернулся к Долинину. - Вот и забирай их хоть сейчас. Видишь, как со старыми-то друзьями легко ладить!

К вечеру этого же дня Долинин привез Цымбалу двух помощников коренастого старичка сержанта Бровкина и молодого долговязого красноармейца Козырева. По дороге они рассказали Долинину, что до войны работали не только на одном заводе, но и в одном цехе и даже на одном станке - были сменщиками; что отец Козырева - царство ему небесное - воевал бок о бок с Бровкиным еще в первую мировую войну; что оба они - и старый и молодой токари-лекальщики, но и слесарное дело знают, металла всякого через их руки уйма прошла, и что Козырев даже какую-то книгу однажды читал по тракторам. "Так что, товарищ секретарь, не беспокойтесь, не подведем".

Цымбал обрадовался помощи, какую оказал ему Долинин, и на этот раз не стал вступать с ним в долгие разговоры. На вопрос Долинина о том, как идет работа, ответил коротко: "Ничего идет". Он, конечно, не мог не видеть деликатной политики невмешательства в его дела, которой придерживался секретарь райкома и не мог не оценить его помощи. "Заметил, что туго мне приходится, нашел людей, и всё без лишних слов, без криков, назиданий, угроз. Работать с ним, пожалуй, можно".

Поблагодарив Долинина, Цымбал повел Бровкина с Козыревым к себе в домик. Время было позднее, и они сразу же принялись устраиваться на ночлег в пустовавшей соседней комнате. Притащили из дровяника старые топчаны, развернули свои вещички и при этом непрерывно перебранивались, разоблачая один в другом всевозможнейшие пороки.

- Конечно, Василий Егорыч, - слышал Цымбал голос Козырева за стенкой, - с похмелья работать трудно, нет той устойчивости в руке. И я, помнится, нисколько не удивился, когда вы запороли выставочный микрометр. Естественное следствие...

- Я никогда, Тихон, алкоголиком но был, - твердо оборвал Бровкин. - Ты на меня не клепай. А если там какие-нибудь граммы для аппетита, так от этого вреда нет, прямая польза. И вообще, коль рассуждать, так рассуждать, старой пословицей сказано: "Пьяница проспится, а дурак никогда". Вот и выбирай, какую позицию занимать.

Они умолкли, лишь когда на канонерке за рекой пробили полночь.

3