Предместье

Хваля Лукерьину кухню, Бровкин с Козыревым не забывали и о своих запасах, полученных на продовольственном складе в дивизии. В одном из пустующих домиков они нашли черный чугунный котел с округлым дном и погнутой дужкой - такие ведерные котлы у проезжих цыган непременно привязаны к задкам телег рядом с приблудными кроткими песиками. После дневных трудов, к неудовольствию пчелиного деда Степаныча, они разводили костерок среди кустов смородины - "для маскировки"! - и варили жидкую кашицу из пшенных концентратов, угощаться которой приглашали всех своих юных соратников по ремонту.

- Питание и труд всё перетрут! - говорил Козырев, поощряя то одного, то другого из таких вечерних гостей легкими подзатыльниками.

Бровкин сердился на это, возражал, говорил, что Тишкин лозунг неправильный и вредный.

- Почему же неправильный? - не сдавался Козырев. - Взгляните на товарища председателя, на Маргариту Николаевну. Чтобы труд был как полагается, она как полагается наладила питание. Верно я говорю, ребята? Нет, Василий Егорович, поесть - лозунг не вредный. Да вы, гляжу, против него только в словах, а не на практике. Ложка у вас так и свищет!

- Тьфу ты, змей! - плевался Бровкин и бросал ложку. - Свяжешься с тобой - рад не будешь!

В один из таких вечерних часов, когда котел был уже не только опорожнен, но и чисто выскоблен, к костру подошла сама "товарищ председатель". Козырев, как ни дергал его за край гимнастерки Бровкин, встал и вытянулся перед Маргаритой Николаевной, точно перед начальством на смотру, готовый ответить на приветствие. Но не знавшая, что в таких случаях надо делать Маргарита Николаевна смутилась и, обращаясь к сидевшему тут же Цымбалу, сказала:

- Виктор, мне надо с тобой поговорить.

- Вольно! - со смехом скомандовал Цымбал Козыреву, поднялся и отошел с Маргаритой Николаевной к подрубленной снарядом старой липе.

- Когда же вы закончите ремонт? - начала Маргарита Николаевна строго. - Он идет у вас невероятно медленно, а земля начинает сохнуть. Много ли я напашу на пожарных клячах? Ждать больше нельзя, Виктор. Если и дальше так пойдет, мы окончательно рассоримся.

- А мы разве уже ссорились?

- Не знаю, не знаю! Мне это все равно.

- Если все равно, так зачем же повышать голос? Завтра к вечеру выйдет один трактор, послезавтра еще два и так далее. Из двенадцати машин я соберу восемь. Для колхоза это за глаза. Да еще каким-нибудь подсобным хозяйствам можно будет оказать помощь.

- Другие хозяйства меня не касаются. Ты обработай мое! - Маргарита Николаевна сердилась.

- Ее не касаются! - ответил Цымбал. - А меня касаются! Я директор, и мои задачи одним колхозиком не ограничишь.

- Колхозиком? И не стыдно тебе! Да знаешь ли ты, как наши женщины работают! Да мы одними ростками засадим более десяти гектаров картофеля. Ты зашел бы хоть раз на парники, посмотрел, что на месте этого развала делается теперь. Огуречные семена по всем комодам скребли, капустная рассада взошла; редиска растет... Странный ты какой!

- Хорошо, хорошо, - миролюбиво остановил ее Цымбал, - не колхозик, а могучий мировой колхозище... Название-то его как?

- А вот будет побольше народу, соберем собрание и решим, как назвать. Не в этом дело, мне землю пахать надо.

- Вспашем. Как, ребята, двинем завтра в бой первую машину? - Цымбал обернулся к костру. - А то, сами слышите, председатель колхоза уже выражает неодобрение нашей работе.

- Двинем! - выкрикнул маленький Миша Касаткин, сын Лукерьи Тимофеевны.

Голосок у Миши был необыкновенно звонкий и пронзительный, совсем не по его пятнадцати годам. И все засмеялись. Даже Маргарита Николаевна не удержалась от улыбки.

4

Нелегка была задача Вареньки Зайцевой. Весь район, даже в самых его отдаленных от переднего края уголках, просматривался с немецких аэростатов наблюдения; все населенные пункты его простреливались, все дороги тоже были под контролем артиллерии противника. Жить в таких условиях было невозможно, и люди из на поразбрелись кто куда. Одни, понятно, ушли в армию, другие на оборонные стройки, третьих переселили в тыловые, спокойные районы. Но кто-то и оставался. Их надо было найти, непременно найти.

Где на попутных машинах, где пешком, Варенька, как топограф, методично обследовала одно селение за другим, точно остатки этих селений. Глаза ее повидали много удивительного. В деревеньке Болотнике от двух десятков дворов остались только три сенных сарая, баня на огороде да один-единственный покосившийся нескладный дом. Когда в сопровождении Курочкина, приданного ей начальником милиции якобы "для компании", а на самом деле, конечно, для ее безопасности, Варенька вошла в это жилище, она была потрясена увиденным.