Я берусь за простыни, встряхиваю и крепко натягиваю их, разглаживая малейшие складки. Филипп иногда говорит, что я несколько склонна позволять своим фантазиям брать верх над собой. Наверное, он прав. Мне не очень нравится, когда он так говорит. Утренний кофе я накрою в гостиной. Нужно будет пропылесосить пол, прежде чем они придут. Вся в раздумьях, я делаю шаг назад, чтобы оценить результаты работы. Вот именно. А то геологи полагают, что всякие там складки на местности очень важны, и все потому, что, как я предполагаю, они такие большие и находятся там, где находятся, очень долго. Тогда почему бы складкам на постельном белье не быть столь же важным объектом наблюдения хотя бы по той причине, что они столь малы и их существование столь кратковременно? Лично я считаю серьезным делом попытаться поймать все время меняющийся ландшафт складок на простынях и наволочках уже потому, что они настолько изменчивы и неуловимы. Все относительно — вот что я хотела сказать (разумеется, говорю я это только самой себе; ни при ком другом я не осмелилась бы это произнести). Я думаю, что для какого-нибудь микроскопического клеща эти складки предстают в виде могучих горных хребтов, перевалов и таинственных высокогорных плато. Этот клещ живет в том же самом мире, в котором обитаем мы. И тем не менее его мир отличен от нашего. Мне так тяжело высказать то, что я думаю. Я даже решила, что разглядела нескольких клещей на белье прямо сейчас, но это не они — просто белые искорки на грани видимого. Согласно разработанной мной теории, однообразие постельного белья в сочетании с одиночеством, свойственным, по определению, процессу застилания кровати, имеет тенденцию к порождению обманчивых визуальных эффектов. Все это похоже на то, что я читала — уже не помню где — об участниках одной антарктической экспедиции, которых все время преследовало ощущение, что в их партии на одного человека больше, чем было на самом деле.
На простынях действительно видны крохотные белые точки. Я их вижу совершенно отчетливо; они неподвижны. Наверное, это отслоившиеся частицы верхнего слоя кожи. По каждой чешуйке мертвой кожи, должно быть, ползают армии клещей. Они так малы, что оказываются недоступными моему зрению. Мне остается только думать о них и восхищаться их запредельной малостью. Я восхищаюсь ими, но в то же самое время их невидимость, их безмолвное существование, их тайна приводит меня в трепет — но это уже между нами. Я ни за что не рискнула бы даже упоминать о таких мыслях при ком бы то ни было. Но вот сегодня, прямо сейчас, утром, мне приходит в голову, что и другие люди, вполне возможно, думают о том же и точно так же боятся говорить об этом. Я решаю затронуть эту тему сегодня в разговоре за кофе, и это решение наполняет меня беспокойным зудом предчувствия: разговор предстоит не из легких. Чего стоит одно лишь молчание клещей. Оно, конечно, пугает меня, но я хотя бы знаю почему. Силуэты и тени, которые я видела, формы, которые они принимают…
Но нет. Все эти мысли вокруг простыней — не более чем игра, призванная скрасить время, проводимое за каким-то скучным занятием. Ситуация всегда остается под моим контролем, просто иногда мне нравится поиграть в то, что это не так. Как бы то ни было, с постелью я управилась, и мои мысли привели меня вниз, к кладовке, из которой я извлекла пылесос. Я стою в конце коридора: одна моя рука сжимает ручку на корпусе пылесоса, другой я придерживаю длинную трубку на конце его шланга. Я тащу пылесос за собой, как дрессировщик, приучающий ходить рядом упирающегося мастифа. Холл должен быть тщательно вычищен пылесосом, начиная с угла, ближайшего к лестнице. Нажимая кнопку «вкл.», я одним движением пальца высвобождаю буйные силы, до этого мирно дремавшие в чреве машины. Я требую от пылесоса склонить предо мной голову и приступить к пожиранию грязи, лежащей у меня под ногами. Он жадно фыркает и, урча, крутится вокруг моих лодыжек. С тех пор как у меня появился пылесос, я знаю, что мне нечего бояться грязи. Принцесса и прирученное Чудовище — мы более всего походим на персонажей какой-нибудь тайной книги магических символов. Нас соединяет металлическая цепь, и мне далеко не всегда понятно, кто же именно из нас к кому прикован.
Мы доходим примерно до половины ковра в холле, и вдруг я замечаю, что мой дракон, хотя и по — прежнему громогласно рычит и свистит, больше не пожирает грязь и пыль. Я встаю перед ним на колени, чтобы разобраться, в чем дело. Мешок для пыли не переполнен. Наверное, забилась одна из трубок. Одну за другой я снимаю их, смотрю сквозь них на свет и даже, для полноты и убедительности доказательств, продуваю. Бесполезно, они все чисты, ни одна не забита.