Преддверие (Книга 3)

- А такую, где надо, чтоб не вылазил... Так что милые детки из этой песенки - суть нечто вроде моих родственников... Ведь такого вы обо мне мнения, друзья мои любезные? В особенности ты, Николаев, Маша, как всякая женщина, смотрит несколько более трезво... - С Жениного лица неожиданно исчезло двусмысленно-дразнящее выражение, мгновенно уступившее место доброй насмешливости. - Может быть. довольно делать из меня Джона Мельмота?

- Женя, почему ты никогда не рассказываешь о себе? - смягчающим слишком прямой вопрос тоном спросила Мари.

- Да попросту потому, что рассказывать особенно нечего. Должен тебя разочаровать. Маша, у меня самая прозаическая биография. До девяти лет я жил больше в Стрешневе, нашем подмосковном имении, чем в Москве. Я рос банальным книжным ребенком. Потом, после смерти отца, жил до тринадцати с половиной лет за границей, в семье, тесно связанной с моей не кровными, но скорее деловыми узами, которой и была поручена опека, - я довольно богат, во всяком случае - был... В тринадцать лет я вернулся в Москву и поступил в пятый класс Поливановской гимназии... Ну а дальше и совсем просто Добрармия и Дон... Вот и все - ничего романтического. А кстати, Николаев, сегодня ведь - среда?

- Среда, но я не был в Доме...

- И я пропустил, причем - как-то очень глупо. Меня занесло в некое место на Фонтанке, где я наслушался бреда на всю оставшуюся жизнь, причем бред был философический.

- В ВОЛЬФИЛЕ, что ли?

- Именно. Нет, на самом деле там иной раз бывает любопытно, хотя публика пестрая. Просто на сей раз пережевывали "Петербург", а у меня сие кушанье не вызывает аппетита. Кстати, опять сегодня слышал, что Блок очень плох.

- Меня поражает. Женя, я слышала, что родные хлопочут, чтобы увезти его куда-нибудь лечиться, но ничего пока не добились, хотя ясно, что зимы он в Петрограде не переживет... Неужели же...

- Что же тут странного, Маша... Он сыграл свою роль, и больше им не нужен. А пожалуй - и нежелателен.

- Ну вот, опять... Чувствую, что моя дщерь, прослышав, что мне вставать ни свет ни заря, твердо вознамерилась не дать нам сегодня сомкнуть глаз...

- В таком случае она отменно сообразительна для своих лет. А вставать ни свет ни заря тебе, кстати, не придется, Николаев, - невзначай уронил Женя, вытаскивая портсигар.

- То есть?

- Вместо тебя иду я. Эту ситуацию вчера переиграли. Ой, извини, Маша, опять чуть не забыл, что тут не стоит курить.

- Погоди, я тоже, - Митя вышел вслед за Женей во дворик, выходящий на Большую Морскую: с приездом Мари Николаевы заняли довольно пригодную для жилья комнату в полуразрушенном доме - недалеко от Дома Искусств, но и не рядом... Раньше там жил кто-то из переехавших в Москву завсегдатаев Дома литераторов, Женя не помнил кто...

Ночь действительно отчетливее обыкновенного доносила дыхание моря.

Женя, подтянувшись с мальчишеской резкостью движений, уселся на каменных перилах крыльца и, болтая в воздухе ногой, начал сворачивать самокрутку. Митя, вставший, облокотясь, рядом, тоже закурил.

- У тебя хорошие вышли?

- Кончились, будь они неладны! - Женя сердито сплюнул попавшим в рот кусочком папиросной бумаги. - Сегодня вышли... Не курить не могу - я по натуре наркоман, хотя настоящих наркотиков никогда себе не позволял... А от запаха махорки меня рвет. Мерзостный запах.

- Зато сегодняшние розы весьма неплохо пахнут... Вот скажу Мари, откуда они взялись, - чтоб тебе впредь неповадно было.

- Да ладно тебе, подумаешь - жертва... Не могу же я, в самом деле, являться без цветов в дом такой очаровательной женщины, как твоя жена? Но с папиросами ты неплохо сшерлокхолмствовал.

- Метод дедукции, - Митя засмеялся. - Ты у нас останешься?

- Нет.

- Тогда тебе пора - быстрым шагом впритык...

- А, плевать... Я в этом отрезке знаю все подворотни.

- Смотри сам... - Митя немного помолчал. - Слушай, Чернецкой, я начинаю замечать, что происходит одно из двух - либо, покуда я тут занимался своими семейными делами, организация видоизменилась в филиал "Белой ромашки" и борется со сквернословием и курением, либо... меня намеренно отстраняют от серьезных операций.

- А чего бы ты хотел, Николаев? По-твоему, мы имеем нравственное право тобой рисковать, если можно лишний раз рискнуть кем-нибудь другим, например - мною?

- По-моему - да, имеете. Связав свою судьбу с моей, Мари знала, на что шла.

- И поэтому, если понадобится именно твоя жизнь, мы без колебаний ею распорядимся. А покуда необходимости именно в твоей жизни нет - согласись, мое право на риск больше твоего.

- Женя, прости, но неужели нет женщины, с которой связана твоя жизнь? - немного неуверенно спросил Митя.

- Нет ... - очень медленно процедил Женя, глядя куда-то перед собой. - Такой женщины не может быть, потому что ее не должно быть... Я никого не люблю.

Никак не ожидавший этой странной откровенности, Митя изумленно посмотрел на друга.

- Моя возлюбленная была бы очень несчастна, - уже более обычным голосом ответил Женя.

- Ты уверен в этом?