Значит, в тот момент, когда мы въезжали в город, Ирина была уже там. Теперь я очень жалела, что мы не встретились, хотя до той минуты была уверена: разговорить Ирину будет не так просто.
С унылым видом мы вернулись к машине и поехали к себе, наблюдая повышенное оживление в деревне. Граждане сбивались кучками у колодцев, сидели у палисадников на скамейке и с интересом провожали нас взглядами. Стало ясно, что недавние события все еще будоражат воображение населения и мы в разговорах и домыслах занимаем не последнее место.
– Притормози, – сказала Женька, я сбросила скорость, не понимая, что она задумала, пока не увидела на скамейке возле девятого дома Патрикеева в компании Надежды Николаевны и мужичка в тельняшке. Троица внимала художнику, соседу Лаврушина. Выставив вперед левую ногу и простирая руку к слушателям, тот что-то с увлечением говорил, позой и вдохновенной речью напоминая вождя мирового пролетариата.
– Анфиса, может, ему в самом деле жить негде? – сказала Женька, имея в виду Патрикеева.
– Где-то он жил до сих пор, – пожала я плечами.
– Все равно как-то нехорошо получилось. Выгнали человека из родного гнезда.
– Не преувеличивай.
– Не буду, но нехорошо. Давай его к себе возьмем? – Я закатила глаза, а Женька потерла нос. – Чего ты? Я полгода дом продать не смогу, пусть пока поживет. Вроде не чужой человек. Опять же, мужик в доме. Он на вид неказистый, думаю, больше бутылки в день ему не выпить, а такие траты наш бюджет выдержит. Что скажешь?
– Не знаю, – я пожала плечами, прекрасно понимая Женькины чувства. В самом деле, как-то неловко получилось.
– Ромка твой не приедет, так сколько же нам еще у соседей ночевать?
– Вдруг Патрикеев не согласится?
– Согласится. Пойду на мировую.
Женька вышла из машины, я на всякий случай последовала за ней. При нашем приближении слушатели заметно напряглись, и только художник продолжал ораторствовать с прежним пылом.
– За свои права надо бороться, – донеслось до нас.
– Ага, – кивнула Надежда Николаевна. – Вот сейчас самое время, – и покосилась на Патрикеева. Тот при виде Женьки испуганно поежился.
– Дядя Миша, – задушевно начала подруга, – извините, что я с вами утром грубо разговаривала. И про магазин напрасно сказала, что вам там делать? Идемте домой, все спокойно обсудим…
– Иди, Миша, иди, – подтолкнула его в плечо Надежда Николаевна. – По хорошему-то всегда лучше. Не убьют же тебя.
Зря она это сказала, судя по физиономии дяди Миши, такого развития событий он не исключал.
– Так я это… без претензий… оставила дом племяннице и оставила. Хозяин, как известно, барин.
– Я с совершенно добрыми намерениями, – заверила Женька.
– Иди уже, – еще раз подтолкнула его Надежда Николаевна. – Может, чего и решите. Деваться-то тебе некуда.
Напутствуемый таким образом, дядя Миша подхватил рюкзак и с опаской побрел к машине.
– Магазин в деревне есть? – спросила его Женька.
– Есть, как не быть.
– Поехали туда. Купим бутылку, отпразднуем счастливую встречу.
Упоминание о бутылке отнюдь не успокоило Патрикеева, подозреваю, он решил, что на уме у нас недоброе. Но в машину все-таки сел и, как проехать к магазину, указал. Женька отправила его за бутылкой, дав денег, вернулся он несколько повеселевшим.
Дома мы быстро собрали на стол, дядя Миша был тут же, от предложения умыться с дороги отказался и внимательно наблюдал за нашими действиями. Наконец сели обедать, выпили за знакомство, дядя Миша закусил и малость приободрился. Далее дело пошло веселее. Пил он из стопочки, но подливал себе часто и через полчаса уже пребывал в легкой эйфории. Называл меня Анфисушкой, а Женьку племянницей и утверждал, что счастлив с нами познакомиться. Решив, что времени до того момента, когда он свалится под стол, осталось немного, мы поторопились с вопросами.
– Где вы были все это время? – спросила подруга.
– В соседнем районе. Дом строил у одного богатея. Не дом, а домище. Ух, красота получилась, а не дом. Весь резной, точно терем. У меня, между прочим, руки золотые. Ага. И пью я вполне умеренно. Когда работаю. Да я б и из этого дома дворец сделал. Если бы не братец ее, змей библейский. С таким разве уживешься? Уж я и так, и сяк… какое там. Если мужик совсем не пьет, это же ненормально. Хорошему-то человеку чего не выпить? А если не пьет, значит, в нем какая-то червоточина сидит. Как пить дать.
– Точно, – поддакнула Женька. – Сегодня с нами ты не пьешь, а завтра Родину продашь.
– Вот-вот, и я говорю. Мысли в голове не те, оттого он и таился, а хорошему человеку…
– Дядя Миша, вы с Дарьей Кузьминичной давно развелись? – вмешалась я, стараясь направить разговор в нужное русло.
– Да уж, считай, три года. Это все брат ее. Хотя, конечно, была и моя вина, – вздохнул он и добавил, стыдясь: – Загулял я малость.
– Запил, что ли? – влезла Женька.