Предчувствия ее не обманули

– Уж этого я не знаю. В чужие дела не лезу. Знаю только, что жизнь у них не заладилась. Мишка сразу запил, и работа вроде не нужна стала, по дому он тоже ничего делать не хотел. Дом, говорит, не мой, так чего мне горбатиться? И с братом они характерами не сошлись. Лева сам не пил и в других этого не уважал. Пошла ругань, а Кузьминична привыкла жить в тишине и покое, почто ей на старости лет такое счастье? Мишка как напьется, по деревне бродит, обиды свои высказывает да небылицы плетет.

– Какие небылицы?

– Что в голову придет, то и брякнет. А потом и вовсе пропал.

– Пропал?

– Ага. Ушел на заработки и с тех пор носа не показывает.

– Давно ушел? – насторожилась я.

– Года три назад.

– С Дарьей Кузьминичной они развелись. Он сначала ушел, и она получила развод, или наоборот? – спросила я.

– Вот этого не скажу. Не знаю.

– А Лев Кузьмич в то время еще жив был?

– А как же. Лева помер два года назад.

– В своем кабинете?

– Да. Сердце отказало. Умер в одночасье. Кузьминична ничего не слышала. Очень убивалась, что брат так помер, проститься не успели.

– А когда пол в комнате провалился и Лев Кузьмич комнату заколотил? До того, как Михаил исчез, или после? – косясь на меня, задала вопрос Женька.

– Думаю, после. Был бы здесь Мишка, уж, верно, бы пол перебрал. Что-что, а по плотницкому делу он мастер.

Женька едва заметно кивнула, глядя на меня. Сомнений почти не оставалось: найденный нами в подвале мертвец, скорее всего, Патрикеев.

– Ольга Степановна, мы в доме видели кресты, мелом нарисованные. Над дверями, окнами. Это зачем?

– От нечистой силы, знамо дело, – пожала она плечами. – В окна да двери она всегда и лезет. Мы-то, старики, во все это верим. А если и не верим, так, малюем на всякий случай кресты…

– Я в нечистую силу, конечно, не верю, – со вздохом сказала я. – Но что-то в доме происходит. Сомневаюсь, что дело в потусторонних силах, скорее, следует среди людей искать.

– Что искать? – не поняла Ольга Степановна.

– Прежде всего, пол в комнате, в той, что заколотили, в полном порядке. Мы с Сергеем в подвал спускались и в этом убедились. А вот когда мы в доме ночевали… Ольга Степановна, можете нам поверить: там кто-то был. Мы слышали, как дверь открылась, ступени лестницы скрипели, я видела свет, вроде бы от фонаря. А еще видела силуэт человека на фоне окна над лестницей. – При этих словах Женька посмотрела на меня с подозрением, открыла рот, собираясь спросить о чем-то, но передумала.

– Господи, – перекрестилась Ольга Степановна, в страхе глядя на нас.

– Оттого вчера мы и пошли ночевать к Сергею, – пояснила я. – Просто боялись оставаться одни.

– А я ведь решила, что мерещится ей, – пробормотала Ольга Степановна, глядя перед собой.

– Дарье Кузьминичне? – спросила Женька. Она кивнула.

– Кузьминична говорила, что брат ее по дому ходит. Я ее отругала, сама себя, говорю, пугаешь. И она вроде меня послушала. В церковь сходила, свечку поставила на помин его души. А потом опять… Я вам ничего говорить не хотела. Думаю, расскажу, так вы ночами спать не будете. Огонь она тоже видела. Мелькнет будто что-то и погаснет. И шаги. Словно кто по лестнице поднимается. И вот что интересно: как я останусь у нее ночевать, все в порядке. За полночь сидим, тишина. А как она одна, опять весь дом скрипит и двери хлопают. Я почему и решила, что мерещится ей.

– Когда это началось? – деловито спросила я. – Сразу после смерти брата?

– Нет. Сначала все было спокойно. Конечно, Кузьминична очень переживала из-за Льва, да и в доме она ночевать боялась. До сорокового дня я у нее, считай, жила. Дом-то огромный, а тут одна. Каждого шороха пугаешься. Она даже Мишку вспоминала, хоть бы вернулся, говорит, я бы его назад приняла. Пусть пьет на здоровье, все ж таки живая душа рядом. Потом привыкать начала, успокоилась. А потом как-то враз переменилась. Есть, пить желания нет, ни на что глаза не смотрят. И молчит. Я уж и так, и сяк, а она молчит. Что такое с ней, думаю. Заболела, что ли? К доктору ее посылала, он ей таблетки выписал, успокоительные. А этой осенью как-то вечером сижу я дома, и показалось мне, что машина проехала. Я Сереже по хозяйству помогаю и за домом приглядываю, когда его нет, вот беспокойство меня и одолело: не говорил он, что приедет. Вечером-то по темноте я идти побоялась, а с утра пораньше побежала смотреть, все ли с домом в порядке. Гляжу, его машина во дворе стоит. Ну, думаю, значит, это я его вечером слышала. И решила Кузьминичну проведать, уж коли из дома вышла. В деревне-то все рано встают. Подхожу к ее дому, а она, милая, лежит у крыльца. Холод, а Кузьминична в одной рубашке. Я ее подхватила, испугалась, страсть. Думаю, не померла ли, как Лева, в одночасье. Слава богу, она была живая. Втащила я ее в дом, крикнула Сережу, он «Скорую» вызвал. Увезли ее в больницу, три недели она там пролежала. А когда вернулась… в общем, рассказала мне…

– Что? – одними губами произнесла Женька.