Предчувствие смуты

У себя дома, никуда не выезжая, из нищеты не выбраться. Это понимал каждый сиротинец, за исключением разве что Алексея Романовича Пунтуса. Он никуда не выезжал и в нищету не окунался. Он — просто жил. Радовался жизни, как радуется хозяин, имея толпу батраков, жаждущих получить работу, чтобы семья не голодала, да и на одежонку что-то оставалось. А если наплодил детей, будешь в рот заглядывать тому же Пунтусу. Пунтуса это радует. Прошли те времена, когда его могли вызвать на бюро райкома партии и строго указать: наемный труд преследуется по закону. Теперь законы пишет работодатель. Для этого есть у него свои люди, он им покупает место в Государственной думе или в Верховной раде. Это внешне мы как бы два государства, история у нас одна, мозги устроены одинаково, но разделились люди на две части: на богатых и бедных. И это сформировало кардинально разные интересы. Средний класс придумали демократы. Легализованный лодырь! Да, он средний, не крайний. Он переходит из бедных в богатые и наоборот — у кого какая энергетика. Но с таким классом из нищеты никогда не выбраться. К достатку людей нужно гнать палкой. Раньше это понимали вожди, теперь что ни вождь — то олигарх, а олигарху — не до народного благосостояния.

Не считал себя нищим и Андрей Данилович Перевышко. Пенсия хоть и скудная, но в долги не залезал. Пенсию откладывал на газификацию дома. Был огород, была корова, была птица, а главное, были два пая. Пенсионеры жили надеждой на будущий урожай.

И вот уже третий год надежда исчезает — перед самой жатвой кто-то поджигает им поле. Хотелось поймать паршивца, ударить его о сухую дорогу, чтобы кровью харкал. Но разве за шкодником уследишь? Кто он? А он, между прочим, свой, сельчанин. Каждый день встречается, улыбчиво здоровается, участливо слушает, вроде сочувствует твоей беде и вслух виновника беды, то есть себя, называет мерзавцем.

Степан Бескровный утверждает, что пожар на делянке Перевышки — дело рук Ильи Пунтуса. А если не Ильи? Если поджигателя наняли? Богатые, те же банкиры, нанимают киллеров. Сами себе руки не марают. Чтобы убить, надо иметь основания… Но убийство — крайняя мера. За такое можно и в тюрьме очутиться…

Вот если Илья где-то снова проговорится… Есть пока еще суд. Но чтобы судиться, нужны деньги. С нищенской пенсией в суд не ходят. Тут и слепому ясно: большие деньги перешибут малые.

Так что по закону Алексея Пунтуса не одолеть. У него семь паев. Каждый член семьи числился колхозником, и теперь каждый норовит хапануть пай соседа, пока взять в аренду, раздвинуть границы своего пая, а там — как жизнь покажет.

Так или примерно так было, по рассказам стариков, в двадцать первом году, когда на Слобожанщине прочно обосновалась советская власть. Делили черноземы помещика Шандраголова. Делили по едокам. Самыми бедными были многодетные. Им и достались крупные наделы.

После двадцать первого, когда помещичья земля была поделена по едокам, грянула голодная зима. Чтобы не пропасть, бедняки спустили свои наделы зажиточным селянам. Черноземы Шандраголова перешли в руки богатому семейству Непранов, они же прибрали к рукам и местную власть. Головой поставили своего человека. Продержался он до коллективизации, как и весь клан Непранов.

Потом этих Непранов отправили на Соловки, но до Соловков их не довезли, выкинули из вагона около станции Обозерская. На берегу Об-озера Непраны поставили избенки, завели лошадей и коров, довольно обширный песчаный бугор засеяли ячменем. Повышенным спросом пользовались у северян редиска и лук — первые весенние витамины. На овощах и вырос достаток Непранов.

Уже перед самой войной Непраны так разбогатели, что местная власть вынуждена была их опять раскулачивать: распаханную землю — песчаный косогор — вместе с лошадьми и коровами передали колхозу «Красный самоед». Раскулаченных дальше на север отсылать было некуда — дальше были Белое море и Северный Ледовитый океан.

Непраны стали колхозниками Северного края, на южном берегу Белого моря, почти в дельте Северной Двины строили город Молотовск. Сначала это было скопище лагерей, даже колючей проволокой не обносили. Побегов почти не было. Зэков обнадежили: кто проявит себя в ударном труде, получит свободу и паспорт гражданина, с таким паспортом можешь отправляться хоть на северный берег Черного моря. Но никто никуда не уехал: вчерашних зэков прельщали высокие заработки на строительстве военно-морской базы.

Самый младший Непран — Максим — стал лучшим сварщиком Северного края, к нему ездили учиться даже с Украины. Сам академик Патон прислал ему благодарственное письмо с приглашением получить работу в Киеве.

На своем родном заводе Максим получил звезду Героя Социалистического Труда. Уже после войны его перебросили в Комсомольск-на-Амуре. Там его засекретили, и для сельчан Сиротина он исчез с горизонта. Остальные Непраны покинули Обозерскую. В Сиротино никто не вернулся. Время словно вычеркнуло их из памяти села.