Не слишком ли я тебя встревожу, если скажу, что тут я часто испытываю тревогу? Ведь ты заслуживаешь отнюдь не откровенности, а такого мужа, который способен проявить мужество в непростой ситуации. Но если я стану сейчас хорохориться, после того как столько писал о своей хандре, если я попрошу Нкомо или кого-то из Сатурнов, чтобы они совместными стараниями написали для меня за плату нечто мужественное, а я перепишу их сочинение своим трусливым почерком, ты немедленно раскроешь мою уловку. Тогда ты сядешь в самолет, потом наймешь лодку и проводника и разыщешь меня в джунглях, потому что поймешь: если я, никогда в жизни не сделавший ничего храброго, вдруг пишу героические письма, значит, дело совсем дрянь. Так что я не стану тревожить тебя, изображая смельчака. Главный смельчак в нашей семье – ты. Это ты осталась дома с тремя сыновьями, а я уехал прохлаждаться в Бразилию. Это ты прошлым летом сумела вытащить плоскогубцами гвоздь из пятки Бенджи. А я трус. У меня лихорадка, которая начинается в семь утра и продолжается два часа. В четыре пополудни она набрасывается на меня опять, и я превращаюсь в тлеющую кучку пепла. Почти каждый день меня мучают головные боли и мне чудится, что какая-то крошечная амазонская нечисть прогрызает дырку в коре моего головного мозга. Единственное, о чем я мечтаю, единственное, что способно придать смысл или значимость этому прозябанию, – положить голову на твои колени. И чтобы ты гладила мне лоб своей теплой ладонью. Я знаю, ты сделала бы это ради меня. Твоя храбрость безгранична, как безгранична моя удача – ведь у меня есть ты. Проклятые бумажки, ничего на них не умещается. Я молюсь, истово, как полупомешанный фанатик (раз уж я в Бразилии), чтобы письмоносец послал это письмо тебе, чтобы ты почувствовала всю необъятность моей любви. Поцелуй за меня мальчишек. Целую твое нежное запястье.
А.»
Марина сложила листок и отдала Карен, а та сунула его в карман. Перебарывая слабость в коленях, Марина оперлась рукой о полку, уставленную коробками попкорна для микроволновки. Это было в тысячу раз хуже письма доктора Свенсон. Сам Андерс сообщал о близости своей смерти, его голос слышался за строчками так явственно, словно он стоял тут, в кладовке, и читал вслух свое же послание.
– Кто такие Нкомо и Сатурны?
Карен покачала головой:
– Иногда Андерс упоминает их, но я не знаю, кто это. Вероятно, до меня не дошли те письма, где он знакомит меня с ними. Могло бы затеряться и письмо от доктора Свенсон, то самое, с сообщением о его смерти. – Карен рассеянно провела пальцем по краю банки с горошком. – Пожалуй, я не буду пока заказывать заупокойную службу, подожду твоего возвращения. Мне хочется, чтобы ты тоже присутствовала.
Марина взглянула на нее и кивнула.