Предавшие СССР

4.12.2. Вот это-то происходило уже на глазах автора настоящей книги. Формально реабилитацией, прежде всего, занималась прокуратура, которая поручала следственным подразделениям КГБ, готовить материалы в прокуратуру, принимавшую окончательное решение. Но следственные подразделения были малочисленные, а и компания так хотели дать на гора высокие показатели. Пришлось подключать работников оперативных подразделений, где автор и служил тогда.

На свою беду автор оказался юристом по образованию и вынужден был заниматься этим больше других. За что, правда, дважды поощряли. Выполнение той партийной линии на массовую реабилитацию принесло не мало поощрений сотрудникам госбезопасности.

Практически этот процесс состоял в том, что бралась куча дел (благо были они тонкие), по формальным признакам выбирались те дела, по которым полагалось реабилитировать (а это примерно свыше 90 процентов дел), выискивались в этих делах 30-х годов родственники пострадавших, которым отправлялись письма с сообщением о реабилитации. Довольно неинтересная работа.

4.12.3. Тут следует немного рассказать о самих делах. В руки автора настоящей книги попадали только дела простых людей, что называется «с улицы». Были они тонкие, писались порой карандашом на обороте уже ранее использованных бумажек. Естественно, написаны были далеко не всегда грамотно и понятно.

После перестройки некоторые исследователи патриотического толка стали объяснять репрессии в период Сталина тем, что шёл процесс очищения от тех, кто сам в период — расстреливал безвинных, кто просто не мог ни быть врагом Родины, кто мешал восстанавливать могущую державу, что были они часто представителями одной национальности, захватившими в 1917 году власть в стране. Красиво написано, порой даже очень аргументировано.

Автор настоящей книги, через руки которого прошли сотни дел по Красноярскому краю, не может ни подтвердить, ни опровергнуть эту версию. Ибо это были дела только обычных людей, преимущественно русских по национальности (а какие ещё жили в основном в крае?). И судили их, как правило, за пустяковые анекдоты. Такие вот были дела, по которым людей иногда просто и быстро отправляли на смерть.

4.12.4. Работа по реабилитации была не интересна, она мешала выполнению других дел, от которых все рано не освобождали. Но на то она и службы, что приходилось делать, то что прикажут. Однако никто не запрещал думать о смысле происходящего. И вот тут то пришли в голову мысли, которые можно назвать «крамольными».

Прежде всего, то, что репрессии тех лет шли по нарастающей потому, что шло своеобразное «социалистическое соревнование», тогдашние сотрудники госбезопасности просто выдавали на гора результат, который от них требовало начальство, которое постоянно повышало «норму выработки». К счастью, эта вакханалия окончилась довольно быстро, а то бы и населения в стране не хватило. Но эта мысль не ахти какая оригинальная и «крамольная».

Кстати, в андроповские времена практика такого «социалистического соревнования» продолжилась в виде активизации процесса профилактики граждан, которые могли, но ещё окончательно не совершили преступление. На таких людей оформляли дела и обычно проводили воспитательную беседу. Однако некоторые дела офомлялись явно для количества, чтобы показать результативность работы. Именно тогда довелось услышать от опытных работников, что этот процесс слишком растёт и порой делается для «галочки». Правда, такие речи раздавались обычно не на совещении, а в кулуарах.

Для точности следует отметить, что автор наблюдал эту картину лично только в Средней Азии, где тогда служил. Но вряд ли практика по другим регионам сильно отличалась. Система то была одна.

Но ещё более интересна другая мысль. В те годы правления и компании был принят курс на реабилитацию. Но осуществлялся он теми же методами что и в годы репрессий. Началось своеобразное «социалистическое соревнование», кто больше и быстрее реабилитирует. Казалось бы, это-то «соревнование» — благое дело.

Ой, ли. На самом деле, его зачинателей интересовало не благо, а показатели. Если бы было желание восстанавливать справедливость и помогать людям поступали бы все же по-другому.

Во-первых, не нужно было спешить, в спешке можно и ошибиться.

Во-вторых, нужно было широко оповестить людей, что идёт процесс реабилитации, что желающие могут обращаться по своему поводу или в отношении своих родственников. На самом деле, когда проверяли дела, то оповещение родственников могло происходить только формально (какие родных найдёшь по полуграмотным записям, сделанным в 1937 году, они могли за это время разъехаться по всей стране, а сведений о внуках вообще не было, так как внуки ещё и не родились).

Мало того, даже если иногда находили родственников, то не всегда это их радовало. Некоторые не хотели вспоминать то время массовых репрессий. Зачем же приносить людям такую «радость», если можно, прежде всего, помогать тем, кто хотел чтобы ему помогли. А их-то, как раз, порой и не находили.