Предательство среди зимы

Гхия утомился. Его слова стали менее четкими, мерный стук по столу разладился. Гневный голос зазвучал всего лишь сварливо, и возражения против Адры и всех Ваунёги утратили силу. Лучше бы, подумала Идаан, он закончил на пол-ладони раньше.

Когда Гхия наконец оставил кафедру, встал Господин вестей — старик с продолговатым лицом северянина и глубоким звучным голосом. Идаан заметила, что он бегло глянул на нее.

— Адаут Камау тоже изъявил желание обратиться к Совету до того, как Дома выразят свое мнение по поводу выбора Адры Ваунёги на роль хая Мати…

С галерей и даже из-за столов разнесся свист. Идаан стояла молча и неподвижно. Ее ноги уже начали болеть, но она не переминалась. Если хочешь произвести впечатление, не надо показывать, что ты довольна.

Адаут Камау — серый, сморщенный старик — поднялся и вышел на кафедру. Не успел он развести руки в стороны и начать речь, как с верхней галереи полетел сверток из грубой ткани, за которым вымпелом тянулся длинный коричневый хвост. Едва сверток ударился о пол, люди закричали.

Идаан утратила самообладание и наклонилась вперед. Мужчины у столов, что оказались ближе к свертку, махали руками и отбегали в сторону. Загудели голоса. К галереям начало подниматься облако живого дыма.

Нет, гудели не голоса. А облако — не дым. Это осы! Сверток на полу — гнездо, завернутое в холстину и запечатанное воском. Мимо Идаан пронеслись первые насекомые, мелькнув черно-желтыми брюшками. Она развернулась и побежала.

Коридоры заполнились людьми, которые в панике теснили друг друга и задыхались. Все кричали и сыпали проклятьями — мужчины, женщины, дети. Резкие выкрики смешивались со злым гудением. Идаан толкали со всех сторон, в спину врезался чей-то локоть. Толпа нахлынула, выдавила из Идаан последний воздух. Над головой жужжали насекомые. Что-то вонзилось ей в затылок, как раскаленное железо. Идаан закричала и попыталась шлепнуть по осе, но в тесноте не могла поднять руку. Дыхание перехватило. Идаан захлопала руками по людям, по тем, кто оказался ближе. Вся толпа превратилась в огромного кусающегося зверя.

Идаан махала руками и визжала, утратив рассудок от страха, боли и смятения.

Наконец она выскочила наружу — словно вырвалась из кошмара. Толпа вокруг поредела, распалась на обычных людей. Злобное гудение крыльев утихло, крики боли и ужаса сменились стонами ужаленных. Люди до сих пор выбегали из дворца, размахивая руками. Остальные сидели на скамейках пли прямо на земле. Вокруг носились слуги и рабы, утешая раненых и оскорбленных. Идаан пощупала затылок — там вспухло три укуса.

— Дурной знак, — сказал мужчина в красных одеждах игольщиков. — Если кто-то нападает на Совет, чтобы не дать старому Камау слова, дело нечисто.

— Что такого сказал бы Камау? — спросил спутник мужчины.

— Не знаю, но будь уверен: завтра он запоет новую песню. Ему хотели заткнуть рот. Видно, кто-то против Адры Ваунёги.

— Тогда зачем выпускать ос, если собрался говорить его противник?

— Тоже верно. Может…

Идаан пошла дальше. Улица выглядела как поле не очень кровавой битвы: кто-то бинтовал ушибленные руки и ноги, кому-то приносили компрессы, чтобы вытянуть яд. И все говорили только о Совете.

Шея начала гореть, но Идаан отмахнулась от боли. Сегодня решение принимать не будут, это ясно. Камау или Ваунани нарушили ход Совета, чтобы выиграть время. Скорее всего так и есть. Хотя, конечно, могли быть и иные причины. Страх Идаан ушел в глубину, как болезнь или тошнота.

Адра стоял, прислонившись к стене, в начале переулка. Рядом с ним сидел его отец. Служанка мазала белой пастой их багровые волдыри. Идаан подошла к мужу. Его глаза были жесткими и плоскими, как камни.

— Можно поговорить с тобой, Адра-кя? — тихо спросила она.

Он воззрился на нее так, словно видел впервые. Потом бросил косой взгляд на отца и кивнул ей в сторону переулка.

Идаан и Адра отошли в сторону.

— Это Ота, — сказала она. — Это он сделал. Он все знает.

— Ты считаешь, что он все продумал заранее? Дешевый трюк. Это ему не поможет. Наши противники заявят, что это сделали мы, а союзники спишут на наших врагов. Ничего не изменится.

— Кто тогда это сделал?

Адра нетерпеливо встряхнул головой и повернулся к улице, шуму и свету.

— Кто угодно. Нет смысла биться над каждой загадкой в мире.

— Не будь глупцом, Адра. Кто-то выступил против…

Адра уже собрался уходить — и вдруг придвинулся к ней вплотную. Его лицо покраснело и исказилось от гнева.

— Не будь глупцом?! Ты это мне?

Идаан попятилась.

— Что такое глупость, Идаан? Кричать в толпе о своем позоре?

— Что?

— Семай. Наш юный поэт. Ты бежала и звала его по имени.

— Правда?

— Все это слышали. Все знают. Хоть бы постыдилась выставлять напоказ!..

— Я не хотела… Клянусь тебе, Адра! Я даже не знала, что кричу.

Он отступил на шаг и сплюнул. Плевок ударился о стену и потек вниз. Адра посмотрел в глаза Идаан, ожидая, что она будет сопротивляться или покорится. И то, и другое дало бы волю его гневу. Идаан окаменела. Она будто смотрела на отца, который заживо гнил с живота.