Предательство среди зимы

Мадж сидела на табурете — высоком и узком, с ножками из плетеного тростника, как в их домике на острове, — и что-то говорила на своем мягком и текучем языке. Ота прохрипел, что она говорит слишком быстро, и проснулся от звука собственного голоса. Потом снова впал в забытье. Его тревожила только одна мысль: где-то крысы прогрызают камень.

Раздался крик, и Ота окончательно проснулся. Он сел прямо, пытаясь унять дрожь в руках. Видения пропали. Снаружи кто-то еще раз крикнул, потом что-то тяжелое ударило в дверь, и та заметно дрогнула. Ота встал. Послышались голоса — незнакомые. За много дней он научился распознавать тюремщиков по ритму и тембру тихих голосов. Эти звуки исходили из чужих глоток. Ота прислонился к двери, прижал ухо к крошечному зазору между деревом и каменной коробкой. Один голос звучал громче и авторитетней остальных. Ота разобрал слово «цепи».

Голоса пропали так надолго, что пришла мысль: померещилось. Звук отодвигаемого засова застал врасплох. Ота подался назад со страхом и облегчением. Возможно, это конец: вернулся брат. Что ж, зато больше не придется здесь сидеть. Когда дверь распахнулась, он выпрямился, стараясь выглядеть достойно.

Яркие факелы ослепили ему глаза.

— Добрый вечер, Ота-тя! — сказал мужской голос. — Надеюсь, вы можете идти. Боюсь, мы спешим.

— Кто вы? — прохрипел Ота.

Он сощурился и рассмотрел десяток человек в черных кожаных панцирях. У дальней стены кучей, как товары на складе, лежали стражники. Вокруг них расплылась черная лужа крови. Трупы еще не пахли гнильем, но от их запаха — металлического и какого-то постыдного — Оте стало не по себе. Этих людей убили совсем недавно. А кого-то, может, и не добили.

— Мы пришли забрать вас отсюда, — ответил главный — тот, кто стоял в дверях. У него было удлиненное лицо уроженца зимних городов и развевающиеся волосы западника.

Ота ступил вперед и принял позу благодарности, чем явно позабавил собеседника.

— Идти сможете?

В стражницкой повсюду были признаки боя — пролитое вино, перевернутые стулья, кровь на стенах. Нападение произошло явно неожиданно. Ота качнулся; пришлось схватиться за стену. Камень был теплый на ощупь, как человеческое тело.

— Если надо, пойду.

— Похвально, — сказал вожак. — Я сам долго сиживал за решеткой и знаю, что тюрьма делает с человеком. Нам нельзя спускаться простым путем, надо будет идти пешком. Если сможете, тем лучше. Если нет, мы готовы вас нести. Главное — побыстрее выбраться из города.

— Не понимаю. Вы от Маати?

— Давайте обсудим все это в другом месте, Ота-тя. Цепи нам не помогут, даже если бы не было стражников. Мы только что сломали механизм. Вы пройдете по лестнице?

Воспоминание о бесконечных поворотах лестницы, призрак боли в коленях и бедрах… Ота почувствовал укол стыда, но выпрямился и покачал головой.

— Вряд ли.

Вожак кивнул, и двое из его людей вытащили из-за спины доски и жерди, из которых мигом сложили носилки — как для больного. Оте предназначалось небольшое сиденье, скошенное под тем же углом, что и ступени, а рукоятки-жерди были разной длины, чтобы легче вмещаться в узкий поворот. В любом другом месте от этих носилок не было бы проку, но сейчас они подходили как нельзя лучше. Забравшись с помощью одного из мужчин на сиденье, Ота спросил себя, сделали ли это приспособление специально или одолжили у служителей башни. Самый крупный воин поплевал на ладони и взялся за нижние ручки, на которые приходился больший вес. Его товарищ взялся за другой конец, и Оту рывком подняли.

Начался спуск. Ота все время оставался спиной к середине спиральной лестницы, а под ним пробегали каменные стены и пол. Носильщики кряхтели и ругались, но бежали быстро. Однажды верхний споткнулся, и нижний сердито на него прикрикнул.

Путешествие длилось вечно — камень и темнота, вонь пота и фонарного масла… Ота стукался коленями о стену впереди, головой — о стену сзади. На середине башни их ждал другой здоровяк, готовый взять на себя большую часть веса. Ота опять устыдился и хотел возразить, однако вожак удержал его на месте сильной и твердой ладонью.

Вторая часть пути показалась Оте менее ужасной. В голове начало проясняться, в душе поселилась безумная надежда. Спасение! Кто-то устроил ему побег. Ота подумал об охранниках, только что убитых на вершине башни, и вспомнил слова Киян: «Как ты защитишь меня и мой дом?» Могут убить и тюремщиков, и спасителей — все во имя традиции…

Ота понял, когда они спустились до уровня земли: стены стали очень толстыми, а проход между ними сузился. В узких прорезях окон замелькал свет, воздух наполнила бессвязная музыка. У основания лестницы носильщики опустили Оту на землю и забросили его руки себе на плечи, словно несут пьяного или больного. Вожак протиснулся вперед. Хотя он хмурился, Ота отметил, что он получает от происходящего большое удовольствие.