Путь в тюрьму шел по спиральной каменной лестнице, такой тесной, что плечи терлись о стены, а голову надо было пригибать. Стражник перед Отой не шел, а карабкался по крутым каменным ступеням. Когда Ота замедлил шаг, второй стражник, сзади, ударил его черенком копья и засмеялся. Ота, поскольку руки у него были связаны, упал на ступени и ссадил кожу с коленей и подбородка. После этого он старался идти как можно быстрее.
Ноги горели, от постоянных уклонов вправо уже подташнивало. Ему хотелось остановиться, сказать: больше не пойду. Все равно его ведут дожидаться смерти, послушание ничего не изменит. Ота сыпал про себя проклятиями — и все-таки шел вперед.
Когда лестница кончилась, он оказался в просторном зале. Небесные двери в северной стене были открыты; перед ними на тугих цепях покачивался на ветру помост, где ждали еще четыре стражника.
— Вы на смену? — спросил тот, который ударил Оту.
Самый высокий из новых принял позу подтверждения.
— Да, эта половина пути наша. Вы все поднимайтесь, спустимся вместе.
Новые стражники повели Оту на лестницу, и пытка возобновилась. К концу пути он почти впал в забытье от боли. Чьи-то мощные руки втолкнули его в комнату, дверь закрылась со звуком каменной плиты, которую надвинули на свежую могилу. Стражник сказал что-то сквозь прорезь в стене, но Ота так обессилел, что даже не пытался разобрать слов. Он долго лежал на полу, пока не понял, что ему расковали руки и сняли ошейник. Кожа на шее стерлась до мяса.
Через дверь просочились голоса и скрип лебедки, опускающей помост с людьми. Наконец остались лишь два голоса, которые говорили друг с другом весело, по-дружески. Слов Ота не различал.
Он заставил себя сесть и осмотреться. Комната была просторной и почти пустой. Возможно, ее использовали как склад или место встреч — если принести стол со стульями. В одном углу стояла миска воды. Еды не было, свечей — тоже, постелью мог служить разве что камень. Из зарешеченного окна шел свет. Ота встал и, превозмогая боль в бедрах и коленях, подковылял к нему. Окно выходило на юг и открывало землю с птичьего полета. Прутья решетки были расположены так редко, чтобы при желании узник мог выбраться наружу и разбиться насмерть. Внизу деловито, как муравьи, сновали уличные повозки. Откуда-то сверху слетела ворона и сделала круг под ним. На черной спине блеснуло солнце.
Ота подошел и тронул засов, но дверь была заперта снаружи. Петли были из кожи и кованого железа — такие зубами не перегрызешь. Ота опустился на колени у миски с водой и попил, сложив руку ковшиком. Затем промыл самые крупные ссадины, а еще треть воды оставил в миске. Неизвестно, когда его решат напоить снова. А садятся ли на окно птицы, и сможет ли он их ловить? Правда, придется жевать добычу сырьем: ни растопки, ни очага… Ота провел руками по лицу и невольно рассмеялся: вот уж лезвия, чтобы побриться, ему явно не дадут! Так и поведут умирать с этой хилой бороденкой.
Ота растянулся в углу, прикрыв рукой глаза, и попытался заснуть. В полузабытьи ему почудилось, что он качается — то ли от побоев и усталости, то ли оттого, что на такой высоте колеблется даже камень.
Маати потупился, помрачнев от досады и гнева.
— Если желаете его смерти, высочайший, — произнес он, взвешивая каждое слово, — соблаговолите хотя бы его казнить.
Хай Мати поднес ко рту глиняную трубку. Казалось, он не вдыхает дым, а пьет его. От сладкой курительной смолы все в покоях было слегка липким. В темном уголке скромно сидел слуга в сине-золотых одеждах лекаря, делая вид, что не слушает. Палисандровая дверь была закрыта. Фонари из матового стекла наполняли комнату теплым светом без тени.
— Я прислушался к тебе. Не казнил его на аудиенции. Дал тебе время, сколько ты просишь, — проговорил старик. — Зачем ты снова на меня давишь?
— У него нет ни одеял, ни огня. За последние четыре дня стражники кормили его три раза. Данат вернется до того, как придет ответ от дая-кво. Если вы не хотите дать Оте большего, высочайший…
— Расскажешь Данату-тя обо всем так же красноречиво, как мне, — сказал хай.
— В этом не будет смысла, если Ота умрет от холода или выбросится из окна, — возразил Маати. — Разрешите мне отнести ему еду и теплый халат. Позвольте мне с ним поговорить.
— Ты ничего не добьешься.
— Я ничего не потеряю, кроме собственных усилий. Кроме того, я перестану вас беспокоить.
— Ты выполнил задание, верно? Зачем ты меня мучаешь, Маати-тя? Тебя прислали найти Оту. Он нашелся.
— Меня прислали выяснить, он ли стоит за смертью Биитры, а если нет, узнать, кто. Этого задания я не выполнил. И не уеду, пока не выполню.
Хай скривился и покачал головой. Его кожа стала еще тоньше, проступили темные вены на висках. Он наклонился вперед, постучал трубкой по железной жаровне со звуком, будто на скалу падает щебень, и изящество его движений не смогло скрыть явной боли.