Предательство среди зимы

В бане воздух был теплым и густым, пропахшим железными трубами и сандалом. Ота отдал одежды прачке, понимая, что теперь обречен провести в бане не меньше двух ладоней, нагишом прошел в общий бассейн и со вздохом опустился в теплую воду.

— Эй! — Ота открыл глаза. На той же скамейке, погруженной в воду, сидели двое мужчин постарше и молодая женщина. — Приехал с караваном?

— Верно. Надеюсь, вы это поняли по моему виду, а не по запаху.

— Откуда?

— Из Удуна.

Троица пересела ближе. Женщина всех представила — распорядители кузнецов по драгоценным металлам, в основном по серебру. Ота любезно заказал им чай и принялся слушать, что они знают, что думают, чего боятся и на что надеются. Он улыбался, очаровывал и острил — чуть меньше, чем собеседники. Таким было его ремесло. Банные знакомцы понимали это не хуже его самого, но с готовностью меняли свои мысли и догадки на свежие сплетни, как заведено у всех торговцев и купцов.

Очень скоро женщина произнесла имя Оты Мати.

4

— Если за этими делами и вправду кроется выскочка, горе нашему Мати! — вздохнул купальщик постарше. — Ни один торговый дом Оту не знает и не станет ему доверять. Ни один знатный род с ним не связан. Даже если его не найдут, новый хай будет вечно настороже. А это плохо, когда наследников много. Для города самое лучшее — найти выскочку и всадить ему нож в живот. И всему отродью, что он успел наплодить.

Ота улыбнулся — ведь именно так поступил бы посыльный Дома Сиянти. Мужчина помоложе шмыгнул носом и отхлебнул из пиалы чай. Женщина пожала плечами; по воде побежала рябь.

— А может, смена власти пойдет городу на пользу. И так понятно, что при теперешних наследниках ничего не изменится. Биитра хотя бы интересовался всякими механизмами. Гальты добиваются все большего, глупо закрывать на это глаза.

— Детские забавы! — отмахнулся тот, что постарше.

— Забавы, благодаря которым гальты стали главной угрозой Эдденси и Западных земель, — возразил молодой. — Их армия подвижнее, чем у остальных. Все западные наместники ощутили на себе их укусы. Впрочем, если бы не вторжение, пришлось бы платить дань Конвокату, что нисколько не лучше.

— Ну, разоренные деревни вряд ли с вами согласятся, — вставил Ота.

— Гальты совершают одну и ту же ошибку, — сказала женщина. — Не могут удержать то, что взяли. Каждый год — новый набег, корабли увозят добычу и рабов. Но землю они никогда не оставляют себе. Гальтам было бы куда выгоднее править Западными землями. Или Эймоном. Или Эдденси.

— Тогда нам пришлось бы торговать только с ними, — сказал молодой, — а это ужасно.

— Гальты не держат андатов, — отрубил старый, и тон его голоса завершил сказанное: нет андатов — значит, и говорить о них не стоит.

— А если бы у них были андаты… — вставил Ота, надеясь отвести разговор подальше от своих родных и самого себя, — …или у нас бы не было…

— Если море прыгнет в небо, будем ловить птиц на удочку, — сказал старик. — Это все Ота Мати сбивает людей с панталыку! Я слышал от верного человека, что Данат и Кайин заключили перемирие до тех пор, пока не выкурят предателя.

— Предателя? — спросил Ота. — Так его раньше не называли.

— Всякое рассказывают, — заявил молодой. — Правда, никто не знает наверняка. Шесть лет назад хай заболел. Несколько дней все думали, что он не жилец. Ходили слухи, что его отравили.

— И разве он не прибег к яду снова? Возьмите того же Биитру, — сказал молодой. — А хай с тех пор так и болеет. Даже если Ота заявит права на трон, лучше пусть его казнят за преступления и возвысят кого-нибудь из благородных.

— Может, хай ядовитой рыбы поел, — сказала женщина. — В том году рыба была нехорошая.

— Никто в такое не поверит, — покачал головой старик.

— А который из двоих стал бы лучшим хаем, раз погиб Биитра?

Старик произнес «Кайин», остальные двое — «Данат!», причем одновременно. Звуки громко столкнулись во влажном воздухе, и начался спор. Кайин умеет вести переговоры. Данат — любимец утхайема. Кайин подвержен приступам гнева. Данат неделями не вылезает из постели. Каждый, если послушать обе стороны, воплощение добродетели и сущий разбойник. Ота кивал, вставлял свои замечания, задавал вопросы специально для того, чтобы поддерживать беседу и не давать ей уклониться в другое русло. Все это время он думал совсем о другом.

Спорщики так увлеклись, что едва заметили, как Ота попрощался. Он согрелся у жаровни и забрал одежду — чистую, пахнущую кедровым маслом, еще теплую.