Предательства

Острый край шифера врезался мне в ладони. Я резко выдохнула и подняла колено. К счастью, на мне были джинсы. Следующее, что помню, — как карабкаюсь по наклонной крыше и благодарю бога, что я в кроссовках, а не в ботинках. Стопы сводило судорогой, ногти на руках ломались — так сильно я всаживала их в шифер.

Черт.Еле забравшись по крутому склону крыши, я села верхом на конек. Ноги тряслись, руки болезненно пульсировали, синяк на плече ныл. Я была песней боли. Оказалось, ванны помогают меньше, чем я ожидала. Горячие мокрые ладони саднило, пальцы были расцарапаны до крови. Я постаралась сесть так, чтобы не потерять равновесие, и подняла голову.

В лицо бил ветер, какой встречается только на высоте. Тумана не было. Во все стороны расстилались лесные дали, деревья стояли, тесно прижавшись друг к другу. Их массу рассекала на две части двухполосная асфальтовая дорога, ведущая, как я уже знала, к главному шоссе округа. Крыша, на которой я сидела, оказалась самой высокой точкой местности. Далеко к югу на горизонте виднелась синяя полоса — Аллеганские горы. Впрочем, может, просто туман или облака.

Внизу у подножия холма протекал извилистый ручей, поблескивая холодным серебром в тусклом свете пасмурного дня. Правда, облака стремительно рассеивались — значит, солнце покажется еще до полного их исчезновения. Я увидела сарай для лодок — ветхую лачугу, которая, на первый взгляд, не выдержит и резкого порыва ветра. Школа неприветливо раскинула флигеля-крылья, как хищная птица — серая, с острым клювом, — задремавшая на гнезде.

Мне не очень хорошо было видно подъездную дорогу, ведущую прямо к дверям Школы, но в глаза бросились две увитых плющом тумбы, стоящие по обе стороны от дороги. Я поморгала. Протерла глаза. Могу поклясться, что раньше там сидели каменные львы…

Теперь не сидят,прошептал внутренний голос. Сидели, а теперь нет. И неважно, почему.

В голове тут же возникла яркая картинка и стала вертеться, как навязчивая мелодия, застрявшая где-то между мозгом и ушами.

Серый каменный лев тихо крадется по залитому солнцем лесу, мощные мускулы играют под гладкой, выровненной временем кожей. Лев поднимает голову на могучей шее, пустые каменные глаза осматривают все вокруг. Открывает пасть, полную острых, тесно посаженных, серебристых зубов, и выдыхает, разметая сухие листья. Он смотрит на них, и удивление зарождается в огромной каменной голове. Его глаза Властителя глядят куда-то вдаль, а завитки каменной гривы спадают на плечи со звуком оползающей мокрой глины…

Видение поблекло. Я потрясла головой, чтобы избавиться от него. Надо крепко держаться — по обеим сторонам крыша резко уходила вниз, а шифер кое-где скользкий. Ничего не стоило оступиться и полететь кубарем до края, а потом и на землю. И было бы совсем не смешно.

Я прижала окровавленные руки к груди. Жаль, что не надела перчатки. Но тогда не было бы такого сцепления. Всегда приходится идти на жертвы.

Чем я и занимаюсь в последнее время.

Ветер свистел во впадинах и выпуклостях шиферного покрытия. Некоторые куски отсутствовали, другие прогнулись, но в целом крыша выглядела вполне надежно. У меня дернулась рука, и я усилием воли оттянула ее от медальона. С силой выдохнула, размышляя. Сердце раза два подпрыгнуло и быстро-быстро забилось. Да это же не страх, а… радость!

Она наполнила меня изнутри, я вскинула руки с растопыренными пальцами и широко улыбнулась. Со стороны — дура-дурой: сидит на коньке крыши с поднятыми руками, как акробат в цирке. Но здесь, когда мимо пролетал ветер, и деревья толпились вокруг здания Школы, я ощущала… свободу. Впервые за долгое время. Здесь только я и ветер. Заныли зубы — теперь я знала, что это пробивается мое второе обличье. На этот раз ощущения были теплыми и уютными, они отогнали боль. Ладони перестали кровоточить. Я глянула на них: порезы уже покрылись корочкой. Медный запах моей собственной крови быстро рассеялся на свежем влажном воздухе, хотя мне почудился еще и легкий аромат духов. Слегка сжав кулаки, я обнаружила, что почти совсем не больно, а корочки и не думали трескаться.

Ничего себе!Интересно только, почему так же не исчезала боль внутри меня. Но и она тоже поутихла. Моя ипостась, пробежав по телу, отступила с шорохом совиных крыльев.