Он говорит только о других людях, чтобы иметь впоследствии возможность оправдываться, что всего лишь предостерегал. Нет, он не вымогатель и не убийца. Он всегда лишь предупреждает об опасностях, исходящих от кого-то еще — людей, которые даже не догадываются, что их используют для отговорки.
С: Делать, что я скажу?
В: Типа, ты им говоришь — отвалите, я — Соня Холледер.
С: Ничего подобного. Я так не говорю.
В: Нет? А что же ты тогда скажешь?
С: Что скажу?
В: Да, как ты вообще себе все представляешь? Ведь если тебя шлепнут, мне придется что-то делать. С какого хрена я должен себе жизнь ломать из-за тебя с твоим Питером? За что мне такое счастье? Под статью попаду. Сяду, потому что вы с Питером так решили. Заставили меня подписать чего-то, сам не знаю чего. Правда, не знаю. Да и хрен бы с ним… Но не строй из себя крутую, типа «Пойду-ка я с ним поговорю», трепло ты.
С: Нет, я в смысле…
В: Не надо, потому что ничего ты не можешь.
С: Да нет, я…
В: Потому что ты не представляешь, что устроила. Просто все пока затихарились. А так всякое может случиться. Так что давай-давай, строй из себя крутую и дальше…
С: Я из себя крутую не строю. Но и не думаю, что они собираются мне вредить.
В: Знаешь, дружки они коровские или нет, без разницы. Ты устроила всем один сплошной гимор. Все понимают, что их кинули, и наезжают на меня — из-за тебя и дружка твоего Питера с вашим фильмом. Все ждали, когда его снимут, надеялись денежку получить. А ты теперь барыней ходишь…
С: Да не хожу я барыней…
Разговор продолжался на улице, и теперь Вим выговаривал Соне уже прилюдно. Она упомянула человека, который навлек на себя его гнев, одного из приятелей Черного Лена. По его словам, он этого человека уже приговорил.
С: Да он тебя действительно любит.
В: Знаешь, Сонь, из ста человек, которые говорят, что меня любят, реально-то ко мне относятся хорошо, может, только человека три.
А: Ну три — явный перебор.
В: Ладно, пусть один. И этот один тоже просто боится по-честному сказать, что меня не любит.
Самокритично, скажем прямо, и абсолютная правда. Самого себя Вим знал отлично. Он знал, когда стоит надавить, а когда ослабить давление, когда натянуть повод, а когда отпустить. Он никогда не срывался на людей просто так, он делал это только для достижения своих целей. Ведь уже потом, когда мы ушли от безжалостно обруганной Сони, в ответ на мое замечание о юридическом статусе прав на экранизацию он сказал:
— Ас, дело не в юридическом аспекте, с этим все совершенно нормально. Главное, люди понимают, что их поимели.
Он просто вымогал деньги, а печальный случай с убийством женщины в Амстелвене использовал для устрашения своей жертвы — Сони.
Арест Вима на основе показаний Роса (2014)
Мы с Соней ходили по торговому центру в Амстелвене, когда зазвонил мой телефон.
— Вим арестован на основе показаний Роса, — сказал голос в трубке.
Это новость подействовала столь оглушительно, что я не помню, ни кто именно мне позвонил, ни что еще было сказано. Я услышала только одно — «Вим арестован».
Наконец-то!
С момента моей последней встречи 27 ноября 2014 года новостей от Департамента юстиции не было, и я вновь утратила надежду, что его когда-нибудь арестуют.
Хорошо, а что дальше?
Будут ли они использовать наши показания, а самое главное, знает ли он уже, что мы свидетельствовали против него?
Мы очень нервничали и беспокоились, когда я позвонила Мишель с предложением встретиться 17 декабря, чтобы обсудить возможность использования наших показаний.
Нам пора принимать решение. Будем мы выступать со свидетельскими показаниями публично или нет? Если мы решимся на это, то возврата к прошлому уже не будет.
Теперь, когда все приобрело реальные очертания, я засомневалась. Могу ли я так поступить с ним, ведь перспективы выйти на свободу у него не будет. Он состарится и умрет в заключении. В одиночестве, без родных и друзей.
И я решила посоветоваться со своим психотерапевтом.
— Ты с ума сошла, — воскликнула она. — Зачем тебе это? Ты же окончательно испортишь себе жизнь! Погубишь все, ради чего ты так упорно трудилась. Не стоит этого делать, ты не сможешь с этим жить.
Эта последняя фраза запала мне в душу — не знаю, смогу ли я жить в мире с собой, если отправлю Вима сидеть пожизненно. В последний момент я отменила встречу. Я в сомнениях. Почти два года я ждала этого — и вот теперь не уверена.
Вечером я рассказала лучшему другу, очевидцу двух десятков лет моей жизни, о своем разговоре с психотерапевтом и о том, что в результате отменила встречу.