Предатели

Свои амбиции, цели и мысли Лоскутов сравнивал с интеллектуальной работой сверхчеловека Ницше. Да и самого Бога! Цинизм и сарказм в юморе и поведении какого-нибудь хирурга никогда не дойдет до того пика чванливого высокомерия, каким в силу своих возможностей обладал Игнат. Он не просто как какой-нибудь хирург-кардиолог мог запустить и остановить сердце со всей его биомеханикой — Лоскутов изменял физиологию человека. Он лепил из карликов великанов, давая им не одну а пять голов и семь рук. Он мог дать мощь и силу старику, создав из него настоящего бегемота. Игнат всегда наслаждался процессом мутации, регенерации, прямого вектора и изменения человеческих тел.

Откинув блокнот Дэнгора, он посмотрел на вошедшего Хосе. Сальвадорец сел напротив, и, взяв из коробки сигару, проделал все манипуляции с обрезкой, пробой аромата и с зажигалкой. Когда по кабинету начал расстегиваться тягучий дым, Мора произнес:

— Они готовы, надо искать гладиатора!

— Есть уже вариант, — произнес на испанском Игнат. — Завтра привезут.

На следующий день в лабораторию доставили с базы «Контроля» молодого крепкого парня. Лоскутов заметил на его лице полную опустошенность и злость. Игнат понял, что этот малыш натерпелся достаточно и готов был сорваться. Это и надо было.

— Как тебя зовут? — спросил Игнат, пока Хосе отсчитывал начальнику базы Контроля за парня кэш. — Андрей! — ответил паренек, потирая грудь.

— Кем ты работал? Стрелять умеешь?

— Умеет, умеет! — проорал Егор, убирая наличность в карман. — Андрюха водилой-телохранителем вкалывал у двух нарков. Умеет все, как я и говорил!

— Понятно, — усмехнулся Лоскутов смотря на парня.

— Хосе, — перешел на испанский Игнат, — надо его приодеть и сразу спускать в подземелье. Там камеры установили?

— Всё в норме, ещё вчера в коридоре две повесили, — ответил Мора.

Глава 3 Шансяо

Лихой всегда относился с подозрением к азиатской кухне и тем более к предложениям китайцев разделить с ними стол. И вот сейчас, когда за ним пришел посыльный от старших братьев, приглашающих его пообедать, Гайфулин тяжело вздохнув, собрался всем телом. Отказать боссам на их же территории с учетом своих птичьих прав и в статусе медленно расплачивающегося должника, было бы самоубийством. Такого плевка в лицо не простил бы никто.

Подскочив с дивана, татарин довольно улыбнулся молодому китайцу и вышел из хибары. Оказавшись в какофонии каких-то лупов китайского техно-попа, играющих в разных участках лагеря и в спертом воздухе, прожаренном со специями и перегаром, Лихой достал сигареты. Посмотрев на стоящего позади молодого азиата, вылизывающего жопы своим «старшим тиграм», он понял что это дерьмо затянется надолго.

— Задрали, говнюки! Чё им надо? — выдал в гневе татарин, смотря на посыльного.

— Идем, да? Холосо, да!

Лагерь Ли Ха Шуня можно было унюхать за версту, и не надо быть чуваком с выдающимся шнобелем — благоухания стояли каким-то жирным смогом, пережаренное масло и свинина в сладком соусе входили в мозги, оплетая их своими ароматами и специями. Постоянно здесь орали, бухали, шныряли с какими-то пакетами, тазиками и жарили, жарили и ещё раз жарили все подряд. Острота и кислятина, перемешанные с соевым соусом царили в каждом уголке. Невозможно было постирать шмотки и вывесив их на улицу, надеяться на свежесть, лучше сразу их закинуть в сковородку с маслом. Нет, это нисколько не противно, это просто традиционно.

Тут и там стояли какие-то хибары, сараи, сляпанные наскоряк из подручного дерьма: палки, ветки, рисовые сумки, пластик и еще раз пластик. Все напоминало гонконгские трущобы середины восьмидесятых, любимый антураж для Рэймонда Чоу, Джеки Чана и Саммо Хунга. Китайцы строили свои фавелы, и каморки за сутки. И вскоре, это строительство грозило перерасти в «Коулун» тринадцатого квадрата. Можно было увидеть уже и вторые, третьи «этажи». Главное что этот «вынос мозга» стоял и не разваливался.

Прокормить больше сотни хунхузов, дело не простое, но «старшие тигры» с этим справлялись. Кормили сборщиков на убой. Постоянно через переход в лагерь приезжали фуры с провиантом. Никто в еде не нуждался. С партией риса, как-то вышло «плохо дело» — крупа стала эдемской обителью для червячков. Вкус конечно поменялся, прогорклая горечь и слабо выраженная сладость, это всё продукты жизнедеятельности червей. Но это всё мелочи: специи, свинина, кисло-сладкий соус и алкоголь. Да и что такое для хунхуза сваренный вместе с любимой крупой червячок, по составу, если честно, просто кладезь и белок усваивается полностью. Такой рис, кто не знает, падает на дно желудка куском мокрой глины и переваривается, переваривается и переваривается, тяжело идет, с натугой, вызывая метеоризм и так любимые всеми запоры.

«Дзиень ша дже», как помнил Лихой, когда-то насчитывала под триста хунхузов. Ряды поредели, поредели, но Ли Ха Шунь не отчаивался и вел себя так, как будто он знал все тайны Великой Китайской стены.