Предатель выбирает один раз

— А ты не знаешь? — взгляд Джерд стал... странным. — Ах да. Когда Блум умерла, а ты сбежал, я надеялась, что этот кошмар закончился. Ты же помнишь, должен помнить, каким был Хаук в то время. Но стало только хуже. Он вдруг увлекся политикой, начал собирать дома всякий сброд, они что-то там обсуждали горячо и громко. Арне старался, как мог, чтобы сводить концы с концами в делах, но он совсем молодой. Сначала мы потеряли шахты, потом все остальное тоже пришло в упадок. Я несколько раз пыталась с ним поговорить, но он меня больше не слушал. Только обещал, что скоро все будет отлично. Потому что Ди считает... Ди! — ее глаза зло сверкнули. — Ди разве что не спал с нами в одной постели! Ди сказал, Ди считает... Мне казалось, что твой отец сошел с ума. А однажды он исчез совсем. Оставил записку, чтобы его не искали, и пропал. Где-то за месяц до начала войны. Хаук этой проклятой войной просто бредил. Как и все эти его новые приятели. Что вот начнется война, и Вейсланду придет конец, а Шварцланд распадется обратно на части. И тогда они получат свои доли в добыче и станут богаче короля. Проклятье! Это даже сейчас звучит как полный бред!

— Почему ты решила сюда приехать? — Шпатц коснулся руки мачехи.

— А сам-то как думаешь? — тонкие губы Джерд скривились в подобие улыбки. — Наш дом был разрушен, денег не осталось. А мне нужно было думать о детях и об их будущем. У меня не было возможности ждать, когда Хаук со своими горлопанами-приятелями принесут свои сказочные богатства. Однажды Джарни мне показала эту листовку. Ну... вашу... Шпатц... — она окинула взглядом своего пасынка, задержавшись на дорогих ботинках. — Как ты сюда попал? Я вижу, что ты неплохо устроился...

— Моя мать была из Фогельзангов, — сказал Шпатц.

— Фогельзангов? — и снова этот странный взгляд.

— Разве отец тебе не сказал? — Шпатц изумленно поднял брови. — Ее звали Пферт-Катрин-Блум штамм Фогельзанг.

— Я... Я знала, что она откуда-то из Вейсланда, но даже не подозревала... — Тонкие пальцы Джерд вцепились в руку Шпатца. — Шпатц, что нас здесь ждет?! В карантинной зоне был полнейший кошмар, нас измеряли, проводили какие-то анализы, некоторых расстреляли прямо на глазах у остальных. Никто не отвечал на вопросы, потом нас просто погрузили в ластвагене, и мы несколько дней ехали куда-то в неизвестность. Нам никто не сказал, куда нас везут, и что с нами будет...

— Попробуй десерт, Джерд, — Шпатц накрыл дрожащую руку мачехи своей ладонью. — Герр Блазе гордится своей кухней. Джерд послушно погрузила ложечку в белоснежную пену крема. — Здесь немного странноватые места, совсем не такие, к каким ты привыкла. Тебя и Ингара сначала поселят в доме вдовы Майерхофф. У вас будет одна комната, но она большая. Старший сын женат, у него свой дом и двое сыновей. Он помогает матери с огородом. Она написала, что хочет поселить у себя компаньонку, чтобы ей не было скучно в одиночестве. Тебе нравятся цветы?

— Цветы? — Джерд замерла с ложечкой в руке.

— Розы, главным образом, — Шпатц продолжал держать мачеху за руку. — Она ими просто бредит. Они у нее в доме, в саду, в горшках на окнах, на балконе...

— Что... Что ты такое говоришь? — на лице Джерд появилось болезненное выражение. — Я думала... Думала... А ты можешь узнать, куда отправили мальчиков?

— О них позаботятся, — Шпатц снял крышечку с кувшина и наполнил стакан Джерд вишневым компотом. — Им тринадцать и четырнадцать. Скорее всего, их определили в один из интернатов. Их протестируют и обучат подходящей профессии.

— Я могу их увидеть? — пальцы Джерд снова сжали руку Шпатца.

— Джерд, — тихо сказал Шпатц, глядя ей прямо в глаза. — Не думаю, что сейчас это хорошая идея. Теперь твой дом здесь. Познакомься с фрау Маерхофф, заведи подруг. Тебе помогут найти работу. А когда закончится война, обещаю устроить тебе встречу с мальчиками. Не сейчас.

— Ты стал другим, Шпатц, — Джерд взяла стакан и сделала глоток. — Такой важный. Уверенный. Никогда не думала, что из тебя что-то получится.

— Я тоже, Джерд.

— Надеюсь, я не пожалею о своем решении.

— Теперь уже неважно, — Шпатц встал. — Обратного пути у тебя все равно нет.

Гостиница «Вайнрибе»,

Окраина Берги, Сеймсвилль

Крессенштейн стоял рядом с окном и курил в приоткрытую форточку. Он уже привык к кисло-горькому привкусу плохого сеймсвилльского табака, а вот Адлер так и не смог. Он безмятежно валялся на узкой кровати, потягивая из бутылки светлое пиво. К которому как раз не мог привыкнуть Крессенштейн.