Предатель стреляет в спину (сборник)

«Вдруг не врет? Вдруг все так и есть?» – мелькнуло в голове взводного, и ему стало страшно. Все это время он твердо знал, что молодым не умрет, что станет генералом, будет самым молодым генералом в армии, да вдобавок ко всему Героем Союза. И добьется этого сам, без папочек и мамочек. А здесь смерть. СМЕРТЬ! Это как же? Он не будет жить? Не будет видеть ничего вокруг? И вообще ничего не будет!!

Страх не отпускал.

«Вернуться?» – подумал Стрекозов.

– Может… правда… того… не надо… ну… это… значит… ходить? – глядя в сторону, почти равнодушно выдавил из себя Клеткин.

Сироткин, широко распахнув большие глаза, закивал головой.

«А глаза у него детские и добрые, – подумалось почему-то Стрекозову. – Неужели, в самом деле, убьют?! Это что – мои последние минуты? Вернуться? Но там Демеев и капитан Баранов. Капитану я обещал. Надо сделать. Как потом докажем? А если нет? Тогда всей службе конец! И комбриг мне так верит. А разнарядка? – лейтенанту стало еще страшнее. – Неужели не я буду Героем?»

Стрекозов отпрянул от Мухамадиева и рявкнул, прикладывая руку к виску:

– Смирно! Слушай боевой приказ! Приказываю выдвинуться в населенный пункт Гарахана. Цель – проведение разведывательных действий. Построение – колонна. За мной – Клеткин. Далее – Локтионов. Потом – Сироткин, Абрамцев. Замыкает Мухамадиев. Вопросы есть? Нет. Напра-во! За мной шагом марш!

Лейтенант развернулся и, широко шагая, пошел в сторону солнца, которое из белого диска превращалось в красный шар. Солдаты переглянулись и, потолкавшись, двинулись в указанном порядке.

Мухамадиев стоял и смотрел, как все дальше уходит от него группа. Алишер проклинал Стрекозова по-русски и таджикски.

Стрекозов перешел на бег. Он торопился. Мухамадиева затрясло – взводный уверенно вел себя и ребят к смерти.

Алишер родился в вырос в таджикском кишлаке, сродни тем, какие видел Мухамадиев здесь, в Афганистане: природа была та же, обычаи и язык – похожие.

Алишер честно отпахал два года. Он был хорошим солдатом: когда надо – убивал, друзьям – помогал, командиров слушался.

За все время, проведенное здесь, никто и никогда не упрекнул Мухамадиева в трусости. Может быть, иногда говорили, что бывает мягок. Но это те, кто не понимал Афгана, не знал его законов и не мог по-настоящему разобраться, кто в самом деле настоящий враг. На духов у Алишера был острый нюх. Почти сразу он мог сказать, кто перед ним: мирный или дух. С последними Мухамадиев расправлялся жестоко и всегда сам. На то она и война. На то он и Восток.

Порой Алишера бесила тупость афганцев. Они не хотели никак признать, что живут плохо, совсем не так, как люди в Таджикистане. Нищета крестьян ужасала Мухамадиева: зимой ходят босыми или в рваных калошах, света нет, вода – из грязных речушек, соль, мука, сахар – в пригоршнях унести можно, дети в школу не ходят, врачей нет, болезней вокруг – не сосчитать… И Алишер не раз благодарил про себя советскую власть, которая избавила его от таких мучений. Он из себя выходил, когда старики согласно кивали головами, вдумываясь в его рассказы о жизни Союза, но стремления к подобному не высказывали. Мухамадиев жалел этих людей: тупые, забитые, серые, еще не понимают, что им только добра хотят.

Друзья уходили все дальше, оглядываясь назад. И каждый раз, когда Мухамадиев видел оборачивающуюся фигуру, он разражался проклятиями в адрес лейтенанта, и кровь все больше заливала подбородок.

С Ваней Клеткиным они одного призыва. Сколько вместе пришлось хлебнуть? И дембеля их били; и с духами они воевали; и на перевалах мерзли; и каждую тропочку в своей зоне ответственности знают.

Алишер вздохнул, сложил ладошки перед лицом, прошептал что-то, закрыв глаза, и побежал вперед.

Баранов с Демеевым в бинокли следили за людьми, подбирающимися к кишлаку. Оставалось совсем чуть-чуть, когда из домов дружно ударил негромкий залп.

– Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал, – сказал разведчик.

Лицо Демеева приняло скорбное выражение, но в душе он, отмщенный, хохотал.

Мухамадиев, взмахнув руками, рухнул ниц. Заныла и онемела щека. Алишер был готов к нападению, поэтому упал, как только услышал первый выстрел.

Чуть впереди лежал Стрекозов с огромной дырой в голове. Ваня, подвернув ногу под себя, вытянулся на земле без движения, ухватив лапищей ствол пулемета. Рация накрыла голову Локтионова. Серега стонал, и левая рука тянулась к животу, из которого бежала кровь.

Выстрел. Локтионов дернулся, и рука замерла. Абрамцев и Сироткин были тоже мертвы.

Из канавы, которая протянулась метрах в четырех от убитых, показалась голова. Затем, подождав немного, человек выбрался наверх и, пригнувшись, побежал к Стрекозову. За ним поспешил другой афганец, в жилете, широченных штанах и с русской винтовкой, которую он держал наперевес.

Когда они приблизились вплотную к Мухамадиеву, Алишер незаметно разжал руку, в которой лежала ребристая граната уже без кольца.