Виктор сидел на пустынной набережной и по привычке, от которой все никак не мог избавиться, держал зажженную сигарету в кулаке.
Ему по-прежнему казалось, что еще немного – и он увидит девушку.
«Она обязательно придет, – утешал себя Егоров. – Обязательно. Следует лишь подождать. Конечно, ждать и догонять – самое поганое дело. Особенно если не знаешь, где и во сколько. И в засаде лежать не сахар. Тем более в горах, ночью, среди леденящих камней, где пальцы даже огоньком сигареты не согреть, потому что курить – себе на погибель. А с каждой секундой, по закону подлости, все больше хочется.
Но в этом, наверное, особый смысл жизни: если кого-то ждешь, то в чем-то обязательно должен обделить себя или перетерпеть лишения», – думал Виктор.
– Закурить не найдется?
Четверо подростков стали полукругом, еще один проворно забежал за спину. Ребята действовали четко, и офицер понял, что так поступали они не раз.
Егоров протянул сигареты. Пачка исчезла в чьем-то кармане.
– Ну, – спросил кто-то, – а зажигалку забыл, чучело?
Страха у Виктора не было. Рождалась досада, что кто-то вторгается в его мысли, мешая думать о девушке. Если бы она была рядом, Егоров совсем по-другому повел бы себя с этими подвыпившими храбрецами. А так?
Зажигалка перекочевала в чужие руки.
– Деньги! – повелительно произнес третий голос.
Виктор вяло потянулся к карману, но кто-то из пацанов вдруг сказал:
– Нет, сначала кроссовочки. Слышь, дятел, кроссовки сначала. Я зырю, клевые они у тебя, адидасовские.
– Что-о-о? – напрягаясь, спросил офицер.
– Кроссовочки, мудило, не понял, по-быстрому, козел, – взвизгнул малолетка, а в спину Егорова ткнули кулаком.
– Кроссовочки, значит. – Виктор задохнулся от ярости, склоняясь к шнуркам. – Секунду, ребята. Сейчас, дорогие!
– То-то, фраер. За сколько купил, барыга?
Но ответа окружение не услышало, потому что Егоров уже ударил головой в подбородок ближнему. Бил он их молча, сцепив зубы, сжав кулаки до каменной твердости…8
Ирина сидела в ресторане с темно-синими скатертями и уютными настольными лампами.
Судьба словно насмехалась над ней, потому что он тоже почему-то из всех выбрал именно это заведение.
Девушка ничего не пила и не ела. Она едва вслушивалась в непрерывную речь, нервно мяла матерчатую крахмальную салфетку и все думала, где сейчас Виктор.
Еще она рассчитывала, что вот-вот, чуть погодя, через минутку она обязательно ему все расскажет, а затем выскочит из-за стола и бросится на поиски Егорова.
«Он должен быть в кафе, – гадала девушка, – он обязательно там. Боже, лишь бы он не напился!»
Старик-фотограф, снявший нелепую панамку и облачившийся в строгий, со стальным отливом костюм, оказался на вид совсем еще не пожилым человеком. Он ловко кружил свою партнершу в танце. И хотя женщина была лет на двадцать моложе, в движениях фотограф ей ни в чем не уступал.
Скоро они вновь вернулись к столику, пили шампанское, и глаза ловеласа становились все плотояднее.
«Что ни говори, а курортный сезон для нашего маленького городишки дает обширнейший выбор и постоянное, так сказать, общение», – думал фотограф, склоняясь к ушку партнерши.
Тем не менее мужчина изредка бросал взгляды направо, где через несколько столиков сидела та самая девушка, но уже с другим кавалером. Фотограф злорадствовал.