– С большой натяжкой – просто отец мой вместе с ним работал, вот и попросил меня взять, когда у меня самого со службой не сложилось.
– Что так? – удивился Крячко. – Вы же, как я понял, из ФСБ? – Анатолий Петрович кивнул. – Ну и чем же вам там не понравилось?
– Это им мой характер не понравился, – поправил тот.
– Понимаю, – покивал ему Стас. – Я и сам не подарок! А в каком звании ушли?
– Майором, – вздохнул тот.
– Да, обидно! – заметил Крячко. – Но давайте к делу вернемся. Как вы думаете, что же такого могло у Васильева случиться, что он решил руки на себя наложить?
– Ума не приложу! – развел руками Анатолий Петрович. – Не было причины! Во всяком случае, на работе!
– Намекаете, что это жена бывшая могла его довести? – спросил Стас.
– Не знаю, я ее никогда даже не видел, но отец говорил, что стерва еще та.
– Ничего не могу на это возразить, – согласился с ним Крячко. – Я ее допрашивал, и дамочка она малоприятная. Видимо, это действительно ее рук дело, – вздохнул Стас и неожиданно попросил: – Слушай, майор! Если ты тут последние дни дорабатываешь, сделай одолжение!
– А в чем дело? – насторожился тот.
– Покажи, что у вас здесь как, – демонстрируя любопытство, объяснил Крячко. – Ну, то, что можно. Веришь, столько лет прожил, а никогда в таких заведениях не был – интересно же! Нет, мы все понимаем! Никаких вопросов задавать не будем, никуда не полезем и все в этом духе. Покажи, а?
Естественно, Анатолию Петровичу польстило то, что его, бывшего майора, так по-мальчишески просит солидный мужик, полковник с Петровки, и он, почувствовав себя в этот момент выше по положению и значительнее, согласился, на что Крячко и рассчитывал. Вообще-то, имея в союзниках такую особу, как Анна Григорьевна, которая, судя по всему, прошла огонь, воду и все этому сопутствующее, с экскурсией можно было уже и не затеваться, но чем черт не шутит? Они вышли в приемную, и Крячко сказал Никитину:
– Ты, юноша, папочку свою Анне Григорьевне на сохранение оставь, потому что мы с пустыми руками пойдем, чтобы ни у кого никаких мыслей на наш счет не возникло. – На самом деле, Стасу нужен был предлог, чтобы потом вернуться в приемную.
И вот они втроем пошли. Естественно, что в сопровождении врио зама по безопасности их никто и не подумал остановить. Они переходили с этажа на этаж и в какие-то комнаты и лаборатории заходили, в какие-то нет, но и того, что увидел Крячко, ему хватило, потому что план эвакуации висел рядом с каждой дверью, а на нем черным по белому было написано, что заведующий лабораторией такой-то является ответственным за противопожарную безопасность. Таким образом, Стасу не составило труда не только увидеть, но и сфотографировать тех, кто его интересовал. Кравец оказалась самой обычной полной, пожилой русоволосой женщиной, а Седых – солидным мужчиной в возрасте, который так возмущенно на них уставился, что они поспешили ретироваться. Оставался пока открытым вопрос с остальными, но, как говорится, еще не вечер – ведь нужно было заглянуть к Тихонову, чтобы поинтересоваться, не случилось ли чего во время того обеда, но ведь дверью и ошибиться можно и, таким образом, посмотреть еще и на Замятина. Они уже закончили экскурсию и спускались вниз, когда у Анатолия Петровича зазвонил сотовый и он, ответив, мгновенно побагровел. Выслушав все, что ему говорили, он только зло ощерился, и Крячко, мгновенно оценив обстановку, сочувственно спросил:
– Это случайно не из-за нас вам влетело?
– Наш многомудрый старец гневаться изволит, – процедил Анатолий Петрович и в ответ на вопрошающий взгляд Стаса объяснил: – Генеральный наш, Старков, бушует, что на территории посторонние – не иначе как Седых ему напел, тот еще кляузник.
– Ну, раз мы вас подвели, нам и отвечать, – решительно сказал Крячко. – Проводите нас к нему, и мы переведем стрелки на себя. Пошли! – решительно сказал он, видя, что тот сомневается. – Лично я свои грехи на других никогда не перекладывал и впредь не собираюсь!
В необъятных размеров приемной они увидели молоденькую секретаршу, которая, судя по декольте и коротенькой юбке, даже не подозревала о значении слова «дресс-код», а поскольку генеральный это терпел, вывод можно было сделать только один – отношения у начальника с подчиненной сложились не только служебные. Она посмотрела на них с независимо-вызывающим видом, в котором, однако, чувствовалась некоторая нарочитость и неуверенность, что, в свою очередь, свидетельствовало о том, что отношения эти или уже закончились, или грозят вот-вот оборваться, что ничего хорошего ей не сулило.
– Кто у шефа? – спросил Анатолий Петрович.
– Замятин, они уже давно сидят, – ответила она.
– Доложи, что я здесь, – попросил он.
Секретарша поколебалась – все ясно, ее отношения с шефом действительно были уже не фонтан, – но все-таки подняла трубку и сказала:
– Илья Сергеевич! К вам Анатолий Петрович и с ним еще двое, – и, выслушав ответ, кивнула им на дверь: – Заходите!