Предатель.

– А что я? Мое дело записывать! – ответила девушка.

Ученые закашляли и зашевелились.

– Вот так, Андрей, озадачили вы нас! – пошутил Степунов. – Ладно, теперь по порядку. Вадим Евгеньевич, вам слово. Алла записывайте. Профессор Веньковский. Потом окультурим, что мы тут напридумали.

Вадим Евгеньевич заерзал на диване и поправил ворот черной водолазки.

– Я вообще против каких-либо спонтанных мероприятий, – размеренно заговорил он, – и только из уважения к тебе, Володя, и к Валерию, согласился участвовать в обсуждении, – ученый посмотрел на Андрея. – Постараюсь быть краток. Тем более предмета разговора, как такового, нет. Библейская тема требует глубоких знаний и деликатности. О детстве Иисуса существует целая библиотека литературы. Это, конечно, не нужно отражать в протоколе, но эта работа написана со свойственной Валерию небрежностью и стилистической и к фактам. Замысел произведения понятен: окружающей сумятице, валу бессмысленных для обычного человека знаний противопоставлена простая и страшная библейская история. Путь духовного развития гениального ребенка. Но апокриф опирается лишь на православные источники. Особенно в диалогах на религиозную тему. Они почерпнуты из православной библии. Это не полностью отражает…

– А я, как раз, считаю это главным достоинством повести! – возразил Игорь Иванович. – Главный герой, прообраз библейского Иисуса, как Ганоцри у Булгакова. Но аналогии неизбежны, и читатели обратятся к православным первоисточникам. Потом, историю булгаковского человека Ганоцри рассказывал «нечистый», а историю Йехошуа – смертный…

– Игорь Иванович, я потом дам вам слово! – вмешался Смирнов.

– Это не полностью отражает проблему. Затем, исторические неточности, – продолжил Вадим Евгеньевич. – Например, встреча римских сановников в несуществующем дворце. Прямой субординации между наместником в Сирии и прокуратором Иудеи не существовало. Так же, как не подтверждена никакими документами сомнительная дружба каждого из них с императором.

Кроме того, в диалоге конюха и старика-предателя Валерий лишь вскользь упоминает о культе Митры, или Сераписа. Но в пограничных провинциях, где стояли римские легионы, главными приверженцами митраизма были как раз солдаты. Митра считался богом, приносящим победу. И привлекал простых людей тем, что провозглашал равенство среди посвященных в него. Сулил блаженную жизнь после смерти. Более того, император Константин, собравший Никейский собор, был митраистом, как большинство его предшественников. Митра считался воплощением Солнца, богочеловеком. Все это повлияло на теологический менталитет христианства. И во втором-четвертом веках митраизм был одним из главных соперников христианства. Если Валерий претендует на объективность, нельзя касаться таких вещей между прочим.

Затем, так сказать, антураж, флора и фауна. Иной раз складывается впечатление, что действие разворачивается не в выжженной зноем полупустынной Палестине, а где-нибудь во владимирских лесах. Я, конечно, понимаю, что это не научный труд, и все это художественные условности. И все же, за недостатком художественности, следует быть более точным в деталях и пользоваться большим набором исторических документов. Я уж не говорю о стилистических огрехах, – профессор полистал блокнотик с выписками.

– Вадим, не будем сейчас выискивать блох. Это дело редакторов. Нам нужно установить художественную ценность повести. Твое мнение в целом?

– Это не шедевр. Но в целом, я не вижу, за что наказывать человека!

– Вам трудно угодить, Вадим Евгеньевич, – сказал Игорь Иванович.

– Отчего же! В повести есть симпатичные места. Хотя бы, интуитивная критика мальчиком «врожденных идей Платона» в эпизоде с глиняным горшком. Если не знать, что Локк и Юм подарят миру свои теории о том, что впечатления рождают идеи…

– Да нет, художественная ценность у этой работы несомненна, – заговорил немного в нос Сергей Романович, глядя перед собой и кончиком пальца катая крошку на столе. – Можно я скажу, Владимир Павлович. Спасибо! Но ценность, очевидно, – в контексте целого. По сути, здесь прослеживаются психологические истоки основных идей Христианства. Библиотека литературы о Иисусе, в основном описывает созерцательную жизнь Христа. Здесь же в душе ребенка завязывается множество узелков, которые он, как известно, развязывает в зрелом возрасте. Его отношение к кровавым жертвоприношениям – в теме заклания ягненка. Религиозная терпимость и отношение к язычеству – в сценах с детьми из греческой деревни. Отношение к бессмысленности вооруженного насилия – о крахе восстания зелотов. Взаимозависимость античной философии и религии в споре вельможи и нищего иудея. Символика судьбы в сцене распятия, подсмотренного детьми. Если вчитываться – там много всего. Но главное – это психологическая достоверность. Ведь основные впечатления мы приобретаем в детстве. Подтверждение тому опыт всей мировой литературы.