Предатель

Дайвера обдало зловонным дыханием. Лапа скребла когтями воздух, пытаясь задеть добычу. Однако Дикарь не собирался ждать, пока гибкая тварь опомниться. Одной рукой удерживая рвущуюся к его горлу пасть, мужчина взмахнул левой рукой, метя в круглые глаза. Тварь дернулась, но было поздно. С отвратительным чавкающим звуком Дикарь проткнул пальцем глазное яблоко, разрывая сетчатку.

Зверь заскулил. Черное тело подалось назад. Обагренная рука Дикаря зачерпнула воздух: залитая кровью пасть отпрянула, подвижное тело отскочило в сторону, роняя на песок темные брызги. Еще секунда и гибкая тень метнулась назад, под сень оголенных, раскидистых корней.

Тяжело переведя дыхание, Дикарь сел, превозмогая тупую, ноющую боль в груди. Дышать стало не в пример легче – прошла резь в сердце, словно оттуда вынули гвоздь. В закатной дымке таял горизонт. Даль была чиста. Ему удалось уйти живым с «Санта Клауса». И что самое удивительное – и новых дырок в нем не прибавилось, хотя стрелял капитан на поражение. Более того, судьба благоволила к дайверу настолько, что позволила доплыть до острова. Как он умудрился не утонуть, будучи без сознания? Вопрос занимал Дикаря недолго. Он не помнил кто он, как оказался в море и откуда взялись в нем дыры от огнестрельного ранения. Так стоило ли озадачивать себя очередным вопросом без ответа?

Так случилось.

И точка.

Превозмогая ставшую привычной боль, дайвер потянулся, окунул испачканную кровью руку в воду. Где-то внутри, на уровне подсознания, отчетливо сформировалась мысль, внушающая спокойствие: все идет, как надо. И еще. Что это далеко не все вопросы, оставшиеся без ответов. Жив – вот, что должно стоять на первом месте. А память… Что ж – хитрая мерзавка наверняка вернется, когда найдется, чем ее приманить.

Догорал закат. Темное время суток выгонит на охоту не один десяток тварей и ему, еще не оправившемуся от ранения, безоружному, следовало подумать об укрытии.

Тяжело переставляя ноги, дайвер побрел вдоль берега в ту сторону, где обрыв пологим плесом обрывался у самой воды. Волны лениво накрывали песок и отступали, оставляя пенные следы.

Темнело. Дикарь шел, с досадой отмечая, как стремительно на остров опускается ночь. Людоеды, о которых говорил капитан, вряд ли способны видеть в темноте, но твари всех мастей…

Подтверждая невеселые мысли, пустынный берег постепенно наводнили звуки. Издалека прорвался одинокий вой волка, ему вторил другой. Коротко и угрожающе всхрапнуло в кустах. Дайвер вскинул голову – в сумерках, далеко позади, среди деревьев размытым пятном мелькнул чей-то силуэт. Задрожала листва, скрывая нечто в густой чаще. Мужчина нахмурился, вглядываясь в, будто притаившийся в засаде, лес.

«А может, ну его, этот берег? – мелькнула предательская мысль. – Море уже спасло меня, раненого, так вполне возможно позволит и ночь пережить?»

За излучиной в пологий берег вдавалась бухта. На миг Дикарь зажмурился: ему показалось, что у него потемнело в глазах. Песок в лагуне, подступающий вплотную к невысоким деревьям, казался черным. Ночь, вступая в свои права, несмело зажгла на небе бледный диск луны. В мертвенном свете складывалось впечатление, что песок на мелководье, покрытый мелкой рябью набегающих волн, двигался.

Дикаря обдало холодным ветром. Призраком, вставшим из могилы, между стволами неясным пятном опять мелькнул силуэт. Но не он привлек внимания дайвера. На противоположном берегу бухты, покачиваясь на волнах, темнела привязанная кем-то за кол,  лодка. Еще не веря в подобную удачу, Дикарь направился вдоль берега, обходя бухту.

– Че спаси меня. Больше некому… Не бросай меня… Че.

Вдруг услышал Дикарь женский голос и остановился как вкопанный.

Справа от него на поляну, освобожденную от деревьев, стремительно выскочила невысокая, темноволосая девушка в джинсах и огромной, явно не по размеру футболке. Не замечая ничего, она остановилась недалеко от дайвера, и помчалась дальше.

– Только не вдова-Прасковья, прошу… Че, спаси.

Негромкие слова, прерываемые стуком зубов от страха, донеслись до Дикаря.

Судя по всему, цель у них была одна: девушка бежала к лодке. Это дайвер понял сразу. И еще он понял кое-что. То, что она не успеет добежать.

У деревьев, отделившись от ствола, возникла огромная, выше человеческого роста тварь. Она поднялась на задние лапы, прижав к мощной груди короткие, изогнутые конечности, унизанные блеснувшими в свете луны когтями. На овальном, обтянутом светлой кожей черепе, мерцали выпуклые глаза. На шее что-то шевелилось. Казалось, подбородком тварь зажала какого-то зверька, изо всех сил старающегося освободиться.

Позже, Дикарь так и не смог объяснить себе причину поступка, не укладывающегося в привычное представление об инстинкте самосохранения. Возможно, это было не замутненное заботой о ближнем чувство, только рассчитанное на двухходовку. Где ход первый и второй – спасение девушки как залог сохранения собственной жизни.

Так или иначе, размышления и выводы последовали позже. Много позже.