- И да, и нет, ваше высочество. С одной стороны, если у ваших соседей-орков нет с вами счетов, то они к вам не придут. Их слишком мало, они слишком редко рождаются и слишком долго растут, чтобы нести потери без очень веской причины. И друг с другом они воюют, можно сказать, по турнирным правилам, зачастую без потерь. Потому - орки не воинственны с этой точки зрения. А с другой стороны - они не знают иного способа решения конфликтов, кроме войны. Точнее - вообще не приемлют. Обида, агрессия, нарушение границ, месть - ответ один. Война. Я вам больше скажу: в языке орков не существует понятия 'воин'. Орк мужского пола - воин по своей сути, и никак иначе. И орочье слово 'война' в буквальном переводе на талсидонский будет звучать как 'мужня', то есть 'дело мужчин'. А для обозначения человека, не являющегося воином, у орков есть понятие 'немужчина', и большинство орков думает, что у людей три пола: мужчины, женщины и немужчины. Разделение понятий 'мужчина' и 'воин' в их головы не укладывается.
- А я и не знал, - признался Кархад.
- Какие ваши годы, сэр рыцарь... Разменяете шестой десяток - тоже будете знать много такого, чего не будут знать молодые... Орки редко начинают войны или набеги, а если начали - то у них есть причина. Даже если после двадцати лет мира без видимой причины и предупреждения налетает орочья ватага - виноваты все равно люди. И такие вроде бы беспричинные нападения обычно случаются из-за мести. Допустим, если когда-то погиб некий орк, оставив после себя малолетнего сына, то десятки лет спустя повзрослевший сын начинает мстить, и если таких набирается много - вот и ватага. Если один из них вождь - вот и орда. Тут такое дело... Люди обычно не знают или не понимают, что когда вы заключаете мир с вождем некоего племени - вы заключаете его только конкретно с этим вождем. С одним-единственным орком. Который будет неукоснительно соблюдать договор и никогда не поведет в набег свое племя. Но он не может запретить другим оркам своего племени вести свою личную войну, особенно из мести. Месть за тех, кто им был дорог, у орков - святое. И не только у них. Но в целом же, если вы заключили с орком соглашение или он дал вам слово - то будет соблюдать.
- Кстати, о словах. Я всегда хотела понять, как так вышло, что за твоим народом давно закрепилась слава вероломных, держащих слово только пока это выгодно, а ты среди них умудрился родиться честным?
- Я был в детстве как все, на самом деле, - пожал плечами Р'Энкор. - Лгал и нарушал слово, если так было надо. Это среди нас нормально, если кто-то когда-то обманул меня - я не буду ему это пенять, потому что на его месте сам поступил бы так же. Нарушение договора, если договор становится невыгодным - так же просто и естественно для нас, как вдох и выдох... А потом мы с отцом оказались на поверхности... Мы наивно полагали, что сможем найти место среди вас, если станем как вы. Странными, нелогичными, держащими слово, даже если это себе во вред. И мы пообещали друг другу, что не будем лгать. И потому я с тех пор не лгу.
- Хм... Ты держишь слово, потому что дал отцу слово?
- Да. Я не справляю поминок по мертвым, как вы, не строю величественные мавзолеи... Вместо этого я чту память отца, держа слово, которое когда-то ему дал.
Кархад ухмыльнулся.
- Звучит примерно как 'долговая расписка, обеспеченная долговой распиской', - сказал он и сразу же был награжден осуждающим взглядом Мирданы.
Тут дроу чуть привстал в стременах и крикнул:
- Всем внимание и не зевать! Мы приближаемся к самому опасному месту нашего маршрута.
- Какая опасность нас подстерегает? - спросил один из рыцарей, обернувшись.
- Ущелье и ветхий подвесной мост. Если б я должен был устроить нам засаду - я устроил бы ее здесь.
***
Сознание вернулось еще до того, как пропали звон в ушах и боль в челюсти. Келленсилль пару раз моргнула, ощущая, как ее всю качает туда-сюда, и открыла глаза. Лежит на чем-то мягком, смотрит в потолок... чего? И еще ее терзают некие необычные ощущения, словно ее душу скрутили путами и сунули куда-то далеко от тела.
В следующий миг княгиня сообразила, что причина покачиваний - человеческий экипаж, в котором ее везут. Она попыталась сесть и обнаружила, что ее руки скованы короткой цепочкой, а совсем рядом, на противоположном сидении кареты, сидят ее пленители.
Келленсилль все же села и первым делом смерила того, что побольше, взглядом, полным безграничного пренебрежения, одновременно рассмотрев его. Он, безусловно, один из нападающих, и его руки, лежащие на коленях и закованные в тяжелые перчатки, кажутся знакомыми. Точнее, знакомыми кажутся именно латные перчатки: вроде бы, как раз от одной из них у княгини ноет правая сторона челюсти. И его глаза... Золотистые глаза стража, с каким-то необычным серым отливом, буквально лучащиеся дикой мощью, природу которой Келленсилль пока не понимает.
В этот миг здоровяк, убедившись, что его пленница полностью пришла в себя, заговорил низким голосом, в котором Келленсилль послышался рокот шторма.