Пражская ночь

Говоря, она смотрела прямо на меня, прямо мне в глаза, своим сверкающим взглядом, и чем дальше она говорила, тем страннее становился этот взгляд: исступление и в то же время сияние, при том что ее детские губы оставались бледными и неулыбчивыми. У всех Уорбисов губы светлее, чем остальное лицо. В ответ на ее взгляд нечто стало происходить со мной: я весь словно бы наполнился горячим воздухом, как воздушный шар, и мне казалось, что меня сейчас подбросит ввысь под потолок конференц-зала.

— Вы что-то перепутали, — пробормотал я смущенно. — Моя страна честностью не блещет, зато у нас прохладно.

Она меня не слушала.

— Ваши отряды… Не бойтесь, я вас не выдам. Я каждую ночь вижу во сне ваши отряды, задыхающиеся в болотах. Спасибо, что вы не сложили оружия! Не сдавайтесь! Даже если это абсурдно. Don’t give up your fight!

— Я не сложу оружия. Обещаю, — сказал я без улыбки.

— Я не сомневалась… Вы приехали из тех мест, где я никогда не бывала, но там живет моя душа. Имена ваших селений я выкрикиваю во время моего секса: Атанае, Пехо, Увидуве, Лайа-Хорте, Аманаута…

— Звучит красиво и, наверное, гармонирует с сексом, но я никогда не слыхал о таких местах.

— Знаю, знаю… Вы все будете отрицать, так надо… Конечно. Сегодня вечером мой отец дает небольшой ужин для участников этой конференции. Вот приглашение. — Она вложила мне в руку узкий золотой конверт. — Два автобуса доставят всех туда после последнего на сегодня доклада. Мой отец — чудовище, он один из тех, против кого вы ведете свою неравную борьбу. Я знаю, вам будет отвратителен его дом, и я там все ненавижу, но все же будьте там ради меня. Только, прошу вас, ничего не пейте и не ешьте в нашем доме. Конечно, никакой отравы — отличное вино, отличная еда… Всем будет весело и вкусно. Но вы… вы не должны есть то, за что платит мой отец. Аманаута и Сурго не простят вам этого.

— Как прикажете, — я кивнул.

— До встречи, мистер… — она близоруко прищурилась на табличку с именем, что висела у меня на груди, — мистер Корлеоне.

Элли Уорбис быстро отошла.

Я стоял, оцепенев, глядя на мамонтовые ноги автострады. Ко мне приблизился аккуратный старичок в белом костюме. Некоторое время он вместе со мной созерцал автостраду. Затем вдруг заговорил на подчеркнуто правильном русском языке, на котором говорят люди, много лет прожившие заграницей:

— Любуетесь автострадой, я вижу. Строили при коммунистах. И неплохо построили. Когда-то автострада имени Готтвальда. Да и этот дворец съездов тоже носил это имя. Солнце в зените. Жарко. Ну, здесь-то, внутри, кондиционеры. Скоро охладители воздуха будут работать в каждом жилище. Глобальное потепление: все из-за того, что система идей, занявшая в нашем мире господствующее положение, ориентирует человечество на разогрев, на жар, на горячечную деятельность и горячечный образ мыслей. Поэтому и климат на Земле теплеет. В связи с этим многое меняется. Меняется и значение весны. Раньше в наших широтах весна была радостью, возвращением к жизни, воскресением после того ужаса, который несла в себе зима — господствующий мир холода. Но холод свергнут, и теперь катастрофой является лето, а весна — преддверие катастрофы, ее ожидание и предчувствие. Молитесь северному ветру, молодой человек.

— А вы кто? Участвуете в конференции? Специалист по климату? Курите? — я протянул старику сигарету.

— В каком-то смысле. Моя фамилия Курский. Впрочем, не курю. Я здесь по отдельным делам. Любопытный складывается вихрь… Главное, найти ключ к происходящему. А где его искать? Ключ в сердце.

Обаяние этого старичка по вкусу напоминало пресный сухой хлеб. Но наш разговор неожиданно прервался — из центра огромного полустеклянного зала, как бы из центра кристалла, в гранях которого участники конференции бродили с бокалами вина, беседуя или скучая в перерыве между докладами, оттуда, где из призматического стеклянного купола ниспадал узкий поток света, вдруг донесся крик, шум, возня — все бросились туда. Там на мраморном полу корчилась индийская девочка в ярких одеждах: ее смуглое лицо с красной кастовой точкой на лбу стало бледным как бумага, вытаращенные глаза панически остекленели, рот широко открыт — она задыхалась.

Я разглядел, что в ее открытом рту что-то чернеет: изо рта торчала тонкая черная палочка, возможно ножка какого-то насекомого, которое случайно залетело ей в рот, — я подумал, что это черная стрекоза. На конференции болталась пара-тройка детей; этих мелких приглашенные почему-то сочли нужным захватить с собой на мероприятие: они носились по вестибюлям, бесились, наслаждаясь гулким эхом этого дворца… В центре фойе громоздился большой макет Праги, и маленькие советские танки входили колоннами в город с разных сторон, воспроизводя схему танкового вторжения 1968 года. Дети в своем игровом бешенстве уже успели отломить башню одного из соборов, а также смешать порядок танков: Бог знает, как это случилось, но во время их буйных игр маленькая индианка зачем-то держала крошечный танк во рту, на бегу упала, и танк засел у нее в горле.