Праздник Святой Смерти

Никто из них не смотрел в сторону закрытой двери, за которой дрожащая Софийка слышала, как ругаются мама и папа. Давно забыв о приличиях и о том, что они культурные, интеллигентные люди и надо сдерживаться, Раевские поливали друг друга грязными оскорблениями. И в них снова не было мата, но было другое, что гораздо хуже – унижение друг друга, методичное нанесение уколов по болевым точкам, то, что страшнее откровенных уколов – попытка растоптать личность и человеческое достоинство, которые противники даже в самой жестокой ссоре все-таки пытаются сохранить.

Но здесь ни о каком сохранении не было и речи: переступив через определенную границу, супруги пытались нанести друг другу удар побольней.

Это были страшные, болезненные удары, настоящие раны, оставляющие после себя выжженную пустыню там, где когда-то была душа. И становилось понятно: в тех местах, где взрывная волна задела обнаженные, окровавленные нервы, уже никогда ничего не появится, кроме злости, ярости, нена- висти…

В какой-то момент Раевский перешел черту. Одно из оскорблений было особенно ужасным – таким ужасным, что рука жены взметнулась вверх. На щеке супруга вспыхнул красноватый след от пощечины.

Толкнув в ответ женщину в плечо кулаком, он отбросил ее с такой силой, что, не удержавшись на ногах, она сползла по стенке, медленно оседая вниз как размазанное мыльное пятно, растекающееся по грязной воде. Самое страшное в этом было то, что именно в этот момент Софийка, приоткрыв дверь, все увидела. Не выдержав, она пулей вылетела из комнаты, пронеслась по коридору и выскочила наружу, на удивление легко справившись с тяжелой входной дверью – страшная, всегда пугавшая ее, она оказалась менее ужасной, чем то, что произошло в спальне родителей.

Подогнув под себя ноги, в состоянии полного шока Раевская сидела на полу. Все вокруг нее словно накрыл стеклянный купол, не пропускающий воздух, время начало течь медленно, очень медленно, как на кинопленке. Она была в каком-то ступоре. И понимала, что это уже навсегда.

– Ты заплатишь за это, – прорычал супруг, возвышаясь над ней непробиваемой, мощной скалой, – ты заплатишь за то, что ты сделала! Ты посмела поднять на меня руку! За это ты заплатишь!

– Ты… ты… – Вместо слов из горла жены вырывалось какое-то страшное бульканье, в котором тонули неразборчивые слова – впрочем, их никто и не собирался разбирать.

– Я сделаю так, что ты пожалеешь очень сильно! – продолжал Раевский. – Я сделаю так, что жалеть ты будешь до конца жизни! Ты даже не представляешь, что я тебе приготовлю! До конца своей жизни ты будешь жалеть! – бесконечно повто- рял он.

Но женщина все больше и больше погружалась в ступор, а угрозы его становились все более устрашающими, потому что его дико бесило отсутствие реакции жены – состояние, которого он никогда не мог понять.

Обоих отрезвил звонок в дверь. Он прозвучал дважды – настойчиво и очень резко. С такой резкостью, что женщина даже сумела подняться с пола, а ее муж – сделать несколько шагов к двери.

– Кого несет… – выругавшись сквозь зубы, он все-таки пошел открывать дверь. Жена безвольно плелась следом за ним.

На пороге стоял новый сосед, который недавно переехал в их дом. Этого соседа Раевские видели всего несколько раз и затруднились бы определить его возраст – где-то между тридцатью и сорока. Внешность его тоже была абсолютно стандартна – таких не узнают, они ничем не выделяют на улице. Обыкновенный, абсолютно не примечательный человек средних лет, среднего роста, одетый и выглядевший как все.

За руку он держал Софийку, лицо которой было больше не заревано, наоборот – на нем сияла почти счастливая улыбка – рот ее был забит вкусными карамельками, и еще груду карамелек девочка держала в руке.

– Добрый вечер, – заговорил сосед. – Я тут на лестнице вашу малышку встретил. Я так понимаю, что она случайно выскочила из квартиры, а дверь захлопнулась. А до звонка ей не дотянуться. Вот я и помог.

– Ой, спасибо вам! – Раевская уже почти пришла в себя и, нагнувшись, порывисто обняла дочку. – Даже не знаю, как вас благодарить!

– Пустяки какие! – немного смутился мужчина. – Мы же соседи. С кем не бывает.

– А что ты ешь? – Женщина увидела карамель.

– Это я угостил, – быстро сказал мужчина, – малышка плакала, и я вот… воспользовался конфетами, чтобы она успокоилась. К счастью, у меня были карамельки.

– Ой, это же дорого! Право, не стоило! – Было видно, что Раевской неудобно, ведь конфеты, которые с таким удовольствием поглощала Софийка, были для нее лакомством.

– Даже не думайте об этом! – Мужчина улыбнулся. – Все дети любят сладкое. А у меня оно нашлось!..

Распрощавшись с соседом, мать завела Софийку в ее комнату. Больше супруги друг с другом не разговаривали. Раевская переодела дочку и уложила ее. Немного убаюкала, рассказав любимую сказку. Испуганная и измученная, девочка уснула достаточно быстро. Когда же мать вышла из детской, плотно затворив за собой дверь, взрослая спальня была пуста.

Мужа нигде не было. Очевидно, он ушел, когда она укладывала ребенка. Ушел… Раевская опустилась на тумбу в прихожей, закрыла лицо руками…