Праздник саранчи

Бабка, ехавшая с попиком, тоже вышла, купила всего — и огурчиков, и яблочек, когда они вернулись, батюшка снова сидел, кушал полосатый арбузик со свиным хвостиком.

Тане становилось все хуже и хуже. Лицо ее горело, Андрей бегал, носил ей воду, заставил маленького, похожего на обезьянку проводника вскипятить чай, но она отказалась, попросила тихо:

— Жарко мне, Андрюша, выйдем в тамбур.

Въехали в город. Хлопая дверьми, мимо них ходили какие-то люди.

— Что за город? — спросил Андрей выглянувшую в тамбур богомолицу.

— Екатеринодар, милые, Екатеринодар…

Проводник уже пятый раз пробежал через тамбур, оглянулся снова на Таню.

— Скотина… — Андрей прижимал ее к себе, дрожавшую в ознобе, слабеющую.

— Не злись, — она улыбнулась. — Просто им интересно смотреть на нас. — И замерла в ужасе…

В тамбур, стуча сапогами, вошли милиционеры, все рослые, усатые парни, в портупеях, при оружии. Двое прошли в вагон, двое задержались, нагло оглядывая их с ног до головы.

— В чём дело? — спросил Андрей деланно весело.

— Откуда едете? — Они смотрели больше на Таню.

Она отвернулась к нему, спрятала лицо на его груди.

— С юга, а в чем дело?

— Отдыхающие? — Один из них лузгал подсолнухи, плевал кожуру на пол.

— Отдыхающие…

Отдав лениво честь, они прошли в вагон. Таня, вздохнув, осела, он поддержал ее.

— Ну что ты, что ты… Это не нас. — Он целовал ее в сухой горячий лоб. — Потерпи, скоро приедем. Я куплю тебе паспорт, и комсомольский билет, и профсоюзный.

и все удостоверения, все справки, целую кипу справок, и ты всем будешь их показывать… Всем. А потом уедем… Уедем отсюда.

— Я есть хочу… — протоптала она, оседая на пол… — Голова крутится.

Он уложил ее в вагоне. Проводник объяснил ему, что в Краснодара зарезали милиционера, теперь ищут во всех поездах…

За Краснодаром, когда ехали среди пустых скошенных полей, ей стало совсем плохо.

— Доктора надо, сгорит совсем, — сказала бабка, помогая усадить ее.

Ее стошнило, он, оглядываясь на грустные лица, заглядывавшие из прохода, вытер ей рот платком.

— Доктора! Ну кто-нибудь, спросите!

— На станцию надо…

Подходили к станции. Она потеряла сознание.

— Скорее! — заорал он. — Кто-нибудь! Черт, Таня… — Поднял, понес ее к выходу.

Батюшка, ловко прыгнув в свои черные туфли, подхватил ее, помог ему.

— Вещи, вещи собирайте! — крикнул людям.

Они вынесли ее на землю. Здесь было свежо, она застонала. Кто-то спустил их чемодан, он раскрылся, упал в лужу.

— Подержи, — Андрей передал Таню батюшке, сам кинулся, запихал все в чемодан, звякнув железом. Головы гроздьями свисали из тамбура.

Он побежал за батюшкой прямо через пути. Тот легко, сильно нас Таню к старой кирпичной станции, какие-то люди, склонявшись с платформы, помогли ему, Андрей догнал их, выхватил ее, понес сам.

— Ну прощай! С богом! — Перекрестил его батюшка и, подтянув штаны, прытко бросился догонять поезд.

— Сюда, сюда, клади прямо на стол!

Он внес ее в большую серую комнату, положил на стол, на какие-то бумаги, склонился над ней, тормоша, оглянулся дико.

— Воды! Да кто-нибудь, воды!

Вбежал милиционер с графином, другой поднял Таню за плечи, слушая сердце. Андрей увидел, что это отделение милиции.

— А почему сюда? — Он рванул кого-то в форме за плечо. — Вы что? В больницу надо, в больницу!

— Да вы не волнуйтесь, сейчас…

Они положили ее в «уазик», сержант сел рядом, все глядел на Таню испуганно, бережно придерживая их чемодан.

— Да вы на волнуйтесь! — уговаривал Андрея другой.

В больнице его, как он ни упирался, выгнали в коридор. Он ходил у двери, прислушивался, привставал на цыпочки, снова ходил. Обернувшись, вдруг замер, увидев, что в коридоре, бывшем, по-видимому, приемной, вдоль стен на лавках все сидят люди и смотрят на него.

Старики с папками, мужики на костылях, какие-то дети с перевязанными лицами, девка у окна с рукой в гипсе, все молчат и грустно, испуганно смотрят на него. Он отошел, сел рядом с женщиной, державшей за руку парня, посидел раскачиваясь.

— Жена ваша? — спросила женщина.

Он кивнул, обернулись, увидел отрешенное, белое лицо парня, его правую руку в намотанном до локтя бинте, набухшем от крови, увидел, что рука вместо пальцев заканчивается чем-то тупым, совершенно бесформенным, мокрым от крови, капавшей на пол… Дернув головой, снова встал.

— Бедная, застудилась, верно… — снова сказала женщина.

Кто-то закашлял тягуче, хрипло. Какой-то ребенок все ныл, всхлипывал в больничной тишине, и мать, причитая, успокаивала его. Не в силах более ждать здесь, Андрей вышел на лестницу, закурил.

Милиционер, молодой парень, державший его вещи, тут же подвинулся, давая ему место у перил, кашлянул вежливо.

— Вы уж не переживайте, — Он попробовал улыбнуться. — У нас доктор хороший… Вылечат.

Андрей кивнул ему, взял у него чемодан, осторожно придерживая, закрыл плотнее.

— Да я подержу… — Тот хотел помочь..

— Я сам…

— Жена у вас красивая… — сказал парень задумчиво и вздохнул.

Андрея позвали. В кабинете сидел один доктор, молодой полнеющий парень с бородкой.

— А где? — Андрей шагнул к нему, оглядываясь. — Вы что? Где она?

— Не волнуйтесь, все в порядке. Ей сделали уколы, она в палате.

Андрей сел, обмяк.