Праздник саранчи

— Ну хочешь, я верну им все эти тряпки… Витя, ты чего такой грустный? Ты им понравился очень, хочешь я дам тебе телефон?..

— Вот еще… — отозвался Витя. — Бог с ними, они, конечно, знатные, но бегать за ними, переживать… Я одно знаю, надо не суетиться, а сидеть на месте. И все, кто тебе нужен, сами пройдут перед тобой.

— Дай ей яблоко, — тихо сказал Андрей.

— На, смотри, — Витя протянул ей ладонь. — Видишь?

— Что?

— Яблоко. Неужели не видишь? — удивился он.

Таня засмеялась.

— Да вот же оно. — Он привстал, разглядывая свою ладонь. — Оно пахнет первыми морозами, а здесь сбоку на нём крапинки. Это моё яблоко, никто его не украдет и надкусить не сможет, — он говорил тихо, серьезна — Захочу и подарю его тебе, ты сможешь хрустеть им и радоваться, а захочу брошу.

Таня не смеялась больше.

— Смотри. — Он вдруг нагнувшись поднял одеяло, заглянул под диван. — Здесь у меня живут два гнома и коза, когда мне хорошо, они радуются, как я, а когда плохо, я заставляю их по очереди заниматься скотоложеством с козой… — Он засмеялся тихо. — Это все яблоко в моем мозгу, оно вечно…

Андрей усмехнулся, посмотрел на Таню. Она сидела замерев, глядела на него, широко раскрыв глаза, изумление, словно увидела только сейчас, вдруг всхлипнула будто. Она подвинулась к нему, поцеловала куда-то ниже глаза, обняла, все целовала его лицо и смеясь всхлипывала, крупная слеза катилась по щеке, она обняла его крепко-крепко…

Витя встал тихо с дивана, ушел. И гномы ушли. Они сидели вдвоем на полу, пух тополиный летел из окна, кружился на полу, где всадники шли по брюхо в высокой траве. И светило солнце…

Ночью она лежала тихо, едва дыша, и все глядела на окно, на светлое небо.

— О чем ты думаешь? — спросил он.

— Ты не спишь? Не знаю… Как-то зябко и страшно…

— Они не найдут нас.

— О чем ты пишешь? Дай мне почитать.

— Зачем тебе?

— Мне нужно. Я знала, что со мной что-то случится, но никогда бы не подумала, что с тобой.

— Спи…

— Скажи, а правда то, что говорил Витя?

— Он же шутил.

— Нет, он не шутил. Что-то идет, я чувствую, давай уедем куда-нибудь…

За стеной кто-то печатал на машинке…

Они приехали затемно. Автобус, в котором кроме них троих была лишь зевающая толстая баба-кондуктор, круто заваливаясь на бок, мчал их через редкие огни поселков, темные, непроглядные сады, сквозь полные мрака кипарисовые туннели и высадил их за светлыми башнями рыбозавода.

Здесь, у основания мыса, сразу за дорогой, начинался пустой дикий пляж, открывавший спокойное, светившееся уже по-утреннему море.

Они пошли пешком, неся чемоданы, по плохой сыпучей дороге, вдоль долгого пляжа под высоким обрывом. Над ними на скалах из песчаника нависали тяжелые корявые сосны, откуда-то сверху сыпались все шурша мелкие камешки; Небо и море наливались постепенно одинаковым чистым бесцветным светом, в котором далеко впереди слабел, тонул одинокий фонарь в ущелье, куда они шли.

Решили купаться, спустились на пустой пляж. Бросая вещи, увязая во влажном песке, подошли к зашумевшему краю моря.

Таня отвернувшись переоделась быстро, Андрей и Витя босые сидели на леске, курили, наслаждаясь свежим бризом, ровно дувшим с моря. Ни души кругом, лишь вдали несколько спящих палаток.

Раздевшись, подошли к Тане, стоявшей у воды, зябко обхватившей плечи. Витя встал на колени на мокрую чистую гальку, задумчиво разглядывал прозрачную воду, потом, подозрительно щурясь, сунул в нее палец, поводил. Нагнувшись, осторожно лизнул море языком.

— Бог мой, оно же соленое…

Таня сидела на корточках, черпая ладонью воду. Витя встал рядом о Андреем. Все трое с удивлением и тревогой смотрели не чистую обозначившуюся серебром линию горизонта.

Они сняли две маленькие комнаты на втором этаже высокого просторного дома, стоявшего на горе в Раду из инжира, груш, виноградника. Сад спускался к мелкому чистому ручью, вытекающему тут же в море.

— Неплохо живут, — заключил Витя.

Он стоял на широкой каменной лестнице с перилами, спускавшейся во двор, и оглядывал ладные крыши в ущелье, крепкие каменные стены, мандариновые деревья в широких дворах. Внизу под навесом еще висела нитка желтого прошлогоднего табака, через ручей гулял толстый боров с хорошими поросятами.

— Чего не жить, если дают… — Андрей тоже смотрел на все это почему-то сердито.

До обеда они лежали на песке, купались в синем, лилком море, снова лежали, не на подстилках, а прямо на горячем мраморном песка.

— Откуда у тебя такой купальник? — Андрей сыпал ей песок на живот.

— Девочки подарили, — она радостно валила его, целовала, клала голову на грудь.

Обсыпанные песком, они сплевывали с губ песчинки. А Витя все ходил по шею в воде, не плавал, а ходил часами по дну, насвистывал что-то и все трогал ласково, целовал море.

— Смотрите, здесь кто-то плавает! — кричал он иногда, забравшись на лохматый лиловый риф, покрытый крупными мидиями.

И они бежали в море, ныряли с головой, плыли к нему кто вперед…