Праздник саранчи

Спев целый куплет, они не выдержали, и, заговорив разом, бросились к Анне, окружив ее со всех сторон, принялись обнимать и целовать.

Появился врач и стал их выпроваживать. Остался лишь одни, сухой, поджарый мужчина — продюсер Анны. Он сел на стул, закинув ногу на ногу, глядя на Анну, заваленную цветами.

— Ты дура, ты чего вытворяешь? — заговорил он, когда они остались одни, и встал. — Я кто тебе? Я что, не друг твой, не брат? Костя твой всегда был дрянь-мужик, одна ты этого не замечала! Он всех баб в Москве переимел, одна ты не знала! К тебе друзья из-за него домой в гости не приходили, а если и были, то сидели, как в отделении милиции! Как вы вообще с ним двенадцать лет прожили? Хочешь, в суд на него подадим? Да ему за тебя такой срок повесят! Да за ним, столько дел!

— Не надо, — тихо сказала Анна.

Продюсер снова сел на стул. Вздохнул.

— Все, молчу, — сказал он. — Мне за тебя обидно! Что с голосом? — спросил он уже тихо.

— Все, — хрипло сказала Анна. — Весь вышел, и я вся вышла. Мне теперь со старухами в консерватории преподавать, если возьмут еще, — она усмехнулась.

Вошел врач, продюсер оглянулся на него.

— Ладно, — сказал он Анне, встал, склонившись над ней. — Запомни, ты в шоу-бизнесе! Ты в деле и всегда будешь в нем! Не хочешь петь, со мной будешь, вместе будем работать. Только не валяйся тут долго! — он поцеловал ее и пошел к двери.

— Доктор! — позвала Анна.

— Да, Анна Алексеевна, — врач подошел к ней. — Как вы себя чувствуете?

— Ничего. Долго мне лежать?

— Не знаю, милая, хорошо будет, дня через три отпустим.

— Тогда я вас прошу, никого ко мне не пускайте. Что бы ни говорили, брат, сват, кум, ладно?

Врач кивнул.

— И вот еще, заберите цветы все, раздайте врачам, сестрам, от меня… И еще, доктор, — Анна отвернулась. У меня гонорея, как бы избавиться от этого?

— Сделаем, отдыхайте, — доктор поправил ей одеяло.

Анна закрыла глаза и вдруг чуть заметно улыбнулась.

Она сидела в своей квартире, в кресле, закутавшись в теплый халат. Работал включенный телевизор, но Анна не смотрела на экран. Вдруг она повернула голову. По телевизору показывали спортивные новости. Ринг, кричащие, болельщики, й посреди судей, секундантов, Костя, улыбающийся, с поднятыми руками. Вот он перегнулся через канат и обнял девушку, которая радостно поцеловала его в губы. Анна узнала ее.

Она выключила телевизор. Посидела немного, вдруг встала и пошла одеваться.

Расплатившись с таксистом, Анна, в черных очках, в платье, вошла в вестибюль маленького клуба. Что-то спросила у вахтерши, та, встав, показала ей рукой, что-то объясняя, потом долго смотрела ей вслед.

Анна прошла темным коридором и вышла в маленький спортивный зал. Десять пар мальчишек, от совсем маленьких до тринадцатилетних пацанов, в боксерских перчатках, отрабатывали удары в спарингах. Между ними ходил уже седой, худой мужчина с изможденным лицом, в спортивном костюме. Чуть сутулый, он иногда останавливал какую-нибудь пару, что-то объясняя.

Анна остановилась у двери, прислонившись плечом к стене, смотрела на него. Все пары, заметив ее, перестали биться, замерли, разглядывая женщину в темных очках.

Тренер, не понимая, почему все остановились, обернулся и тоже увидел Анну. Не узнавая, стал вглядываться.

— Чья-то мама? — спросил он детей.

Bee молчали, улыбаясь.

— А ну тренироваться, клопы. Женщин не видели! — приказал тренер.

Он через зал подошел к Анне. Она сняла очки, улыбнулась ему смущенно. Снова навела очки.

— Не ждал? — спросила она Мужчина покачал головой, взял за локти.

— Ты ко мне? — искренне удивился он.

Анна поцеловала его в щеку.

— Решила проведать, посмотреть, чем занимаешься.

— Понятно, — он повернулся к детям. — Так, клопы! За старшего остается Голубков. На-ка! — он снял с шеи свисток, надел на подошедшего крепкого мальчугана. — Не драться, не хулиганить! Через полчаса в душ и домой! Ясно?

— Ясно, Николай Степанович! — ответили пацаны радостно, хором, и кто-то из них успел дать соседу перчаткой в ухо.

Николай Степанович строго посмотрел в зал, но мальчик Голубков свистнул в свисток, громко приказав:

— А ну не балуй, не балуй, кони!

Николай, в пальто, накинутом поверх спортивного костюма, провел Анну в маленький пустой буфет. Сели за столик.

— Чего-нибудь будешь? — спросил он ее.

— Горячего, кофе или чай.

— Марина, тут гости ко мне! — крикнул Николай буфетчице. — Сделай чай или кофе, и мне принеси, по-наркомовски! С голосом-то что? — спросил он, глядя Анне в глаза.

— Все, вроде кончился, — ответила она улыбаясь.

— Да слышал, слышал. Мы люди маленькие, но и до нас доходит — Москва.

Буфетчица принесла стакан чая, конфет на блюдце. Николаю поставила полстакана водки, бутерброд на тарелке.

— Пьешь? — спросила Анна.

— Старый, — улыбнулся он. — Кровь не греет, руки-ноги не гнутся, в общем-то пью, как придется… С Костей-то вы серьезно разошлись, или как?

— Насмерть, — сказала Анна, усмехнувшись. — Как Том и Джерри. И голос подвел, решила вашим делом заняться, менеджером буду. Нет у тебя чего-нибудь хорошего? Чтоб боец был хороший, пусть и неизвестный.