Праздник саранчи

Кто-то принес дымовую шашку, они зажгли ее, бросили в отверстие, один из них засмеялся. Двое остались у трубы, остальные, забрав собак, побежали дальше. Дым пошел из отверстия и монахи отошли чуть-чуть в сторону, присели, закурив.

Дым заполнял всю трубу, он лежал все так же неподвижно, его вытянутые руки чуть подрагивали от напряжения.

Дым перестал идти из отверстия, шашка выгорела, монахи поднялись, один, подойдя к дыре, дал в отверстие очередь, затем, перекинув автомат за спину, помочился в трубу. Они, не спеша, ушли по тоннелю. Стало тихо, сначала вдалеке слышны были их голоса, затем, все смолкло, еще легкий пар поднимался из отверстия…

Сначала из трубы показались ботинки. Ноги медленно выбирались на землю, затем показалось тело, то замиравшее, то снова толчками выползающее наружу. Он выполз с клочками дыма, повалился тут же набок, долго лежал на спине, раскинув руки и ноги. Отлежавшись немного, поднялся с трудом, сильно согнувшись, прошел немного, упал на четвереньки, хрипло закашлявшись, долго, до рвоты, вновь встал, подобрал свой мешок, прут, пошел, шатаясь, по тоннелю дальше. Дойдя до развилки, прислушался, свернул в более темный, глуша рвущий грудь кашель.

Он вышел на них сзади, два монаха стояли к нему спиной, дальше за ними в тоннеле светили огни сигарет, кто-то зажег факел. Он бесшумно двигаясь, спиной пошел назад, не выдержал, закашлялся, побежал, нырнул в первый колодец, срываясь, бегом вниз в быстрый глубокий канал. Вверху уже стреляли люди, хрипели собаки. Быстрый поток понес его под уклон. Он с облегчением окунулся, вынырнул, поплыл, гребя одной рукой.

В широком каменном тоннеле он быстро бежал по пояс в воде, иногда падал, проплывал по инерции несколько метров. Монахи бежали далеко сзади. Они задыхались, подбадривая собак, которым приходилось плыть. Те, кто бежал впереди, крючьями и палками прощупывали воду.

Он проплыл боковой, проход, от него поднялся бегом в следующий. Дальше по небольшой щели в низкий лаз, долго бежал, пригибаясь. Сзади выстрелили, еще раз. Лаз расширился, слившись еще с одним. ОН бежал, утопая в густой грязи, от которой поднимались сильные испарения, плотным туманом собиравшиеся под потолком. Там, где он пробегал, из грязи вырывался тяжелыми пузырями газ, булькало что-то в глубине. Вдруг сзади закричали еще множество голосов, открылась беспорядочная стрельба, завыла собака и все стихло.

Он остановился, прислушиваясь, пошел назад. Шагах в ста увидел трех дохлых собак, и десяток монахов, лежавших в грязи в разных позах. Их фонари еще светили. Вдали было слышно, как, крича и ругаясь, убегают остальные. Кругом, то и дело хлопая, из грязи вырывались пузыри газа. Он постоял среди трупов, пошел дальше. Вдруг остановился, глядя на стену, там, где на уровне грязи стоял его знак, над знаком был чужой, точно такой же, только перевернутый: три треугольные головы, рассеченное хвостатое туловище.

Выйдя из подвала, он остановился на свету, огляделся, пошел вверх по лестнице, прислушиваясь у дверей в квартиру, около одной на четвертом этаже приложил К двери ухо, прислушался, отходя к подъездному окну. Открыл его, цепляясь за выступы, перебрался до окна в квартиру, наклонившись, головой, выдавил стекло и влез в комнату, прошелся по квартире, оглядываясь. Никого.

В комнатах стояла дорогая, под старинную, мебель: мягкие диваны, полированные шкафы, зеркала в бронзе, ковры на стенах и на полу. Проходя гостиную, он оборвал портьеру, вытер лицо и ссадины на руке. В кабинете в открытом баре стояли разные фигурные бутылки, он перебрал несколько, обнюхивая, отпил несколько глотков вина, бросил на пол. Пачкая ковры, зашел в спальню, открыл шкаф, вывернул вешалки с Одеждой, порылся в куче, выбрал дорогие костюмные брюки, одел их прямо на мокрый грязный комбинезон, натянул какой-то женский пуловер и черный плащ. Брюки его уже намокли в коленях и в паху. Он снова пошел к окну, переступая прямо через кровати, застеленные атласными покрывалами, выбрался, перелез в подъезд, пошел вниз, но, услышав поднимающиеся голоса и крики, перешел этажом выше. Голоса все поднимались. Одна из дверей была приоткрыта, держалась на цепочке. Он просунул руку, прижал дверь, сняв цепочку, вошел, прикрыв ее, медленно прошел по коридору в зал.

В зале за большим столом обедала семья. Полный розоволицый мужчина с аккуратными залысинами, крепкая белокурая женщина, светловолосая девочка с гладким лицом и толстенький мальчик. Они замерли, уставившись на него, боясь пошевельнуться.

Он сел на пол в дверях, не мигая глядел на них. Голоса, смех остановились на площадке. Кто-то долго ключом открывал соседнюю дверь, долго входили, смеялись, гремя бутылками. Он все сидел, сгорбившись, и глядел на них, а они, онемев, застыли у стола У мужчины чуть подрагивала рука, из полной ложки ему на грудь струйкой стекал суп.

Он встал, повернулся, дошел до двери, открыл, огляделся и пошел вниз по лестнице. А они сидели все так же, затаив дыхание.