Праздник подсолнухов

Я окликнул ее:

— Что случилось?

— Мышь… — (Мне показалось, что она задыхается.) — Огромная мышь.

Я проследил за ее взглядом. Из-под раковины на нас смотрела «соседка».

— Эй, — обратился я к мышке, — исчезни.

Та склонила голову набок. Может, показалось? Однако через мгновение мышь исчезла, словно вняв моей просьбе.

Девушка рухнула на татами как подкошенная. Я поднялся, обошел ее и обнял за плечи. Хрупкие плечики мелко вздрагивали — вверх-вниз. По лицу градом струился пот.

— Что с тобой? Ты в порядке?

Из груди Мари с шумом вырывались хрипы, будто кто-то выворачивал наизнанку ее легкие. Наконец она сдавленно прошелестела, что все в порядке.

— Не любишь мышей?

В ответ снова шелест:

— Мерзость.

— У тебя с ними связано что-то неприятное?

— Однажды они меня чуть не загрызли.

— Чуть не загрызли?!

Судорожно выдохнув, она кивнула, показывая, что все в порядке, и поднялась на ноги.

— Я тогда была совсем маленькой, — ответила она, потягиваясь; кажется, к ней понемногу возвращалось самообладание.

Сжав в руках чашку с молоком и поминутно озираясь по сторонам, она начала рассказ.

Ей тогда было года три. Как-то ночью, во сне, она почувствовала дикую боль в щеке. Боль была такой сильной, что ей даже показалось, будто лицо сейчас рассыплется на кусочки. Девочка проснулась в слезах. Совсем близко, буквально в сантиметре от подушки, она увидела крупную мышь. Затаив дыхание, ребенок с ужасом наблюдал, как грызун надвигается на нее. Мышь тоже смотрела на девочку. Отвратительная мышиная морда была вымазана кровью. Притаившись, девочка с ужасом взирала на происходящее. Внезапно мышь улыбнулась. Растянула окровавленную пасть и страшно осклабилась. Девочка не могла издать ни звука. И тут мышь напугал громкий возглас отца. Грызун дернулся и отвернулся. Девочка с облегчением вздохнула, но не тут-то было. Мышь снова обернулась к ней и, не обращая внимания на угрозы отца, еще раз оскалилась в улыбке. Казалось, она насмехается. В это мгновение девочка четко расслышала мышиный голос: «В следующий раз я непременно тебя загрызу».

— Хоть я и была совсем малышкой, — Мари подняла на меня глаза, — до сих пор в мельчайших подробностях помню ту картину. И мышиный голос помню. Позже, когда я выросла, отец рассказал, что мое лицо было перепачкано в крови. Значит, мышь едва не загрызла меня. И непременно загрызла бы, если бы не отец.

Что я мог на это ответить? Добавив, что на лице с тех пор остался шрам, она повернулась ко мне щекой:

— Вот, смотри.

Вблизи ее кожа казалась еще более гладкой, и даже при ярком свете я не смог разглядеть ни одной отметинки.

— Похоже, нет у тебя никакого шрама.

— Есть!

Внезапно она схватила мою ладонь и провела ею по щеке, желая, чтобы я непременно нащупал невидимый шрам. Кожа ее была чуть влажной и горячей. Но никакого шрама я так и не заметил, под пальцами я чувствовал лишь упругую гладкую девичью кожу.

— Вероятно, шрам остался с внутренней стороны, — сказал я примирительно, — мышиная травма.

— Да, мышиная травма, — подтвердила она.

— Та или иная травма есть у каждого из нас, но о мышиной травме я слышу впервые.

Она тихонько спросила:

— Мышь больше не выйдет?

— Не выйдет, — соврал я, — у нее такая традиция: выходит строго раз в три дня.

Приложив руку к груди, она призналась, что все еще боится. Затем тихонько спросила:

— Можно мне еще молока?

Я встал. Подогрел молоко в кастрюльке. Когда я вернулся с горячей чашкой, Мари выглядела странно. Что-то в ней неуловимо изменилось. Сейчас она казалась рассеянной. Взор ее блуждал где-то далеко. Я устроился на татами напротив, и ее взгляд медленно переместился на меня. Обхватив чашку двумя руками, она хрипловато пробормотала:

— Если честно, до сегодняшнего утра я была у отца. Все эти дни. В том самом доме, где однажды увидела мышь.

— А где твой дом?

— Полтора часа на поезде от Центрального вокзала, в другом большом городе. Не хочу говорить название.

— Почему ты вернулась домой?

— Папа умер. Покончил с собой. Повесился прямо в комнате.

Я молча взглянул на нее.

— Несложно догадаться, почему он это сделал, — пробормотала Мари. Она попыталась рассмеяться, но ей не удалось. — Выслушаешь?

Я не ответил. Это было бессмысленно. До меня ей сейчас нет никакого дела. Она говорит сама с собой.

— Я расскажу тебе одну вымышленную историю. Выслушаешь?

Я кивнул, но она вряд ли заметила.